Фудзивара-но Токихира, представленное в легендах в полном несоответствии с фактами, относится к основным характеристикам удачливых победителей, которые «имеют свою награду» в сфере мирского успеха, но традиционно являются контрастирующими фигурами в японской героической схеме.

Минамото-но Ёсицунэ, который, после ряда блестящих военных побед, провел свои последние годы в качестве беглеца, безжалостно преследуемого старшим братом до тех пор, пока в возрасте тридцати лет его не принудили сделать себе харакири, являет собой совершенный пример героя-неудачника. Если бы он в действительности не существовал, японцам стоило бы его выдумать. Хотя, разумеется, многое из того, что мы знаем об этом импозантном молодом человеке, — выдумка, богатое собрание сказаний и легенд, сложенных в течение веков, дабы приукрасить скудные исторические факты его карьеры и представить квинтэссенцию японского героя.

Хотя Ёсицунэ не сделал ли малейшего вклада в развитие общества или культуры, он является одним из самых ярких и любимых персонажей японской истории. Даже в 70-е годы нашего столетия, когда самурайские идеалы пришли в упадок, школьники с удовольствием читают истории о нем, а та особая горечь, что сопровождала его падение, вызывает немедленный отклик в сердцах людей любого возраста.[158]

Славу в истории Ёсицунэ завоевал прежде всего своими военными достижениями, но действительная причина его столь продолжительной популярности в качестве героя заключается в том, что его короткая жизнь сложилась в форме той драматической параболы, что сильнее всего апеллирует к японскому воображению: после внезапного взлета на гребень успеха, в период самого расцвета своей славы, преданный теми, которым верил, он был разбит и ввержен в самую пучину несчастья, пав жертвой своей собственной искренности, перехитренный людьми более от мира сего, более смышлеными в политике. Образ Ёсицунэ настолько полно совпадает с идеалом поверженного героя, что в языке был закреплен термин хоганбиики (буквально означающий «симпатизирование лейтенанту»; происходит из наименований чинов в имперской полиции) для определения традиционного сочувствия проигрывающей стороне.[159] В противоположность этому, его старший брат Минамото- но Ёритомо, кстати — одна из крупнейших фигур в истории Японии, заплатил за свой суетный успех ссылкой на самый задний план легенды, где он мрачно блуждает — подозрительное, мстительное создание, обуреваемое завистью к блистательному герою, которого он безжалостно преследует и уничтожает.

Оба брата жили в решающее, поворотное время истории, когда Япония переходила от структуры правительства, контролируемого двором, к феодальному обществу, контролируемому военизированным сёгунатом, — к системе, которая в той или иной форме просуществовала вплоть до «открытия» страны для Запада семь веков спустя. И не случайное совпадение то, что самый популярный из всех японских героев пережил свою короткую трагическую жизнь в этот период, чреватый большими переменами.

Современные японские историки изо всех сил пытаются распутать клубок легенд, на которых построена практически вся литература о Ёсицунэ, и сконцентрироваться на том скудном документальном материале, который можно точно подтвердить. Начальные двадцать один год его жизни не представлены ничем достоверным; фактологический же вакуум заполнен массой причудливых сказаний и легенд.[160] Относительно последних четырех лет нам известны чисто исторические события, остальное — приукрашено, или является прямой выдумкой. Это означает, что у нас есть точная информация всего лишь о пяти годах жизни героя: от 1180 года, когда он присоединился к войскам Ёритомо, готовящихся к кампании против Тайра, до 1185-го, когда он бежал из столицы, став человеком вне закона и едва избежав покушения одного из приверженцев брата.

Для любой исторической работы затруднительно подобное состояние неведения, однако для настоящего исследования это далеко не является препятствием. Точно так же, как грезы, фантазии и выдумки зачастую говорят нам об индивидууме больше, нежели объективные факты событий его жизни, так и для раскрытия тайны героя-неудачника миф и легенда важны по крайней мере в такой же степени, что и достоверные факты.[161]

В обширной литературе, излагающей историю Ёсицунэ, самым знаменитым источником, рассказывающим о его удачной, «военной» части жизни, является величественный эпос XIII века, известный как «Повесть о доме Тайра» (Хэйкэ моногатари). Сюжеты из него разносились по стране бродячими певцами, аккомпанировавшими своим речитативам струнной музыкой. Повествования достигали апофеоза при описании трех знаменитых битв, в которых был уничтожен клан Тайра, а Ёсицунэ стал величайшим полководцем Японии. Однако, самым детальным источником для цикла легенд о Ёсицунэ является «Сказание о Ёсицунэ» (Гикэйки), написанное приблизительно через двести пятьдесят лет после событий, в котором зафиксированы все важнейшие истории о герое, сложенные за прошедшие века. К тому времени, когда была составлена эта работа неизвестного автора, легенда о Ёсицунэ, фокусирующая внимание на трагическом падении героя, приняла уже довольно определенную форму; знаменательно также, что «Сказание о Ёсицунэ», на первый взгляд охватывающее всю его жизнь, уделяет всего несколько фраз военным победам и почти целиком концентрируется на периоде гонений. В «Сказании о Ёсицунэ» в качестве центрального персонажа возникает фигура Бэнкэя — монаха, неистового головореза, не покидающего Ёсицунэ во все времена его неудач, — последовательно занимающего все более и более лидирующее положение в действиях, тогда как его хозяин становится все более пассивным, меланхоличным и смирившимся с несчастьями. И «Повесть о доме Тайра», и «Сказание о Ёсицунэ» вдохновили на создание и дали материал для огромного объема литературы, а также народных сказаний, драматических танцев, пьес для театров Но, кукол, Кабуки.[162]

Единственная точная дата в раннем периоде жизни Ёсицунэ — время его рождения: 1159 год. Это был примечательный год в японской истории, поскольку он закончился первым взрывом неприкрытого насилия между двумя основными военными кланами — Тайра и Минамото. Структура власти в Японии претерпевала в то время период фундаментальных перемен. К началу XII века придворная аристократия, среди которой безраздельно доминировал клан Фудзивара, давным-давно лишила императоров, теоретически олицетворявших высшую силу, всякого подобия власти. То немногое, что еще оставалось за императорами, отправлялось в основном императорами отрекшимися (ин), располагавшими собственными правительственными подразделениями, независимыми как от официальной императорской бюрократии, так и от хорошо укрепившейся администрации Фудзивара.

Структура правительства в позднехэйанскую эпоху, при всей ее громоздкости и неэффективности, похоже, могла бы еще влачить свое существование по чистой инерции, как вдруг в 1156 году внезапная вспышка насилия, во время которой враждующие придворные группировки имели глупость выступить в поддержку различных военных лидеров, открыла, что вся структура аристократического правления является анахронизмом. Ибо вся реальная власть в стране быстро переходила к самураям, к тем самым презираемым, невоспитанным воякам, которых «благородные» на протяжении веков использовали в качестве лакеев для разрешения земельных вопросов, поддержания порядка в провинциях и столице, предводители которых теперь были полны решимости направлять ход событий своими руками. Хотя императоров продолжали считать высшими авторитетами благодаря религиозной харизме — прямому происхождению от богини солнца, хотя члены клана Фудзивара продолжали занимать важные позиции в дворцовом микрокосме, эффективное правительство — которое Япония должна была иметь — в будущем должно было управляться классом, обретшим за предшествующий век основную силу в стране; экономический базис этого правительства должен был обеспечиваться контролем над обширными пространствами рисовых полей.

В XII веке придворная аристократия окончательно доказала свою неспособность обеспечить даже минимум практического контроля и административной власти не только в неуправляемых восточных территориях, но даже в близлежащих провинциях и в самой столице. Военные предводители были готовы оставить им все престижные побрякушки и признать императорскую фамилию в качестве морального источника политической власти; не могло быть ни малейших сомнений в том, что в японской истории началась новая эра, и все важнейшие решения теперь будут приниматься предводителями класса самураев,