Монте-Карло. Потом позвонил Мишель Дюваль, и рассыпался в извинениях по поводу своего дурного поведения во время фотосессии. Кроме того, он просил ее перезвонить Роберту. Как выяснилось, съемки в Мюстике снова стояли на повестке дня. «Снимать начнут через три недели, так что сыр и пасту больше не ешь и держи свою красивую задницу в форме».

Жаклин подумала о своих ежедневных велосипедных прогулках и улыбнулась. Возможно, ее лицо и выглядело на тридцать три, но тело — ни в коем случае.

«Между прочим, тут тебя разыскивал парень по имени Жан-Клод. Сказал, что хочет лично переговорить с тобой относительно работы. — Жаклин поставила чашку на стол, села на диване прямо и уставилась на автоответчик. — Я сказал ему, что ты уехала на юг. Он сообщил, что тоже туда собирается и что обязательно тебя разыщет, когда окажется в тех краях. Не сердись на меня, ангел. Этот Жан-Клод показался мне вполне приличным парнем. И очень симпатичным. Я тебя даже к нему приревновал. Люблю тебя. Чао».

Жаклин перемотала пленку и прослушала это сообщение снова, как если бы желала удостовериться, что она все поняла правильно.

«Между прочим, тут тебя разыскивал парень по имени Жан-Клод. Сказал, что хочет лично переговорить с тобой относительно работы».

Она нажала на кнопку стирания записи; руки у нее тряслись, а сердце колотилось о ребра, как бешеное.

Жаклин сидела на залитой солнцем террасе, вспоминая тот вечер, когда ее завербовал Ари Шамрон. Она истратила часть заработанных ею в модельном бизнесе денег, чтобы в связи с уходом родителей на пенсию сделать им подарок — купить для них в Херцлии небольшую квартиру с видом на море. Она приезжала к ним в Израиль, как только ей удавалось выкроить несколько свободных дней, и всей душой полюбила эту страну. Это было единственное место на земле, где она чувствовала себя по-настоящему свободной. Но выше всего она ставила то обстоятельство, что здесь ей не нужно было скрывать свое еврейское происхождение.

Однажды вечером в джаз-кафе в Тель-Авиве к ее столику подошел пожилой человек. Он был лыс, носил очки в стальной оправе, брюки цвета хаки и кожаную летную куртку, порванную у правой подмышки.

— Привет, Сара, — сказал он, с заговорщицким видом ей улыбнувшись. — Я могу к вам присоединиться?

Она в удивлении подняла на него глаза.

— Откуда вы знаете, что меня зовут Сара?

— Признаться, я знаю о вас довольно много. Ведь я ваш старый поклонник.

— Но кто вы?

— Меня зовут Ари. Я работаю в организации, имеющей отношение к министерству обороны. Она называется Институтом координации. Мы же называем ее просто «служба».

— Что ж, я рада, что мы прояснили хотя бы этот вопрос.

Он запрокинул голову и рассмеялся.

— Я бы хотел переговорить с вами о работе. Вы не станете возражать, если я и впредь буду называть вас Сарой? Мне почему-то трудно думать о вас, как о Жаклин.

— Никто, кроме родителей, меня Сарой больше не называет.

— Даже старые друзья?

— У меня только новые друзья, — сказала она с ноткой печали в голосе. — Вернее, люди, которые называют себя моими друзьями. Все мои старые друзья из Марселя отдалились от меня после того, как я стала моделью. Они считали, что из-за этой работы я сильно изменилась.

— Но вы ведь и вправду изменились, верно?

— Полагаю, так оно и есть, — сказала она, а сама подумала: «И зачем я говорю все это человеку, с которым только что познакомилась? Но как быстро, однако, он забирается под кожу. Интересно, это относится ко всем — или только ко мне?»

— Но ведь это не просто работа, правда, Сара? Это образ жизни. Вы общаетесь почти исключительно с дизайнерами и знаменитыми фотографами. Вы посещаете модные вечеринки и эксклюзивные рестораны вместе с актерами, рок-звездами и богатыми плейбоями вроде того итальянского графа, с которым у вас в Милане была интрижка. Можно не сомневаться, что нынче в вас мало что осталось от той застенчивой девчушки из Марселя, у которой нацисты убили в Собиборе дедушку и бабушку.

— Вы и вправду знаете обо мне довольно много. — Женщина с подозрением посмотрела на своего нового знакомого. Она привыкла находиться в окружении красивых и холеных людей, но сейчас с ней беседовал весьма непривлекательный, даже, пожалуй, уродливый пожилой мужчина в старомодных очках и в старой, порванной летной куртке. В нем было что-то примитивно-грубое — как в первых поселенцах, приехавших на Землю обетованную в конце тридцатых годов. По мнению женщины, ее новый знакомый относился к тому типу мужчин, которые не умеют правильно завязывать галстук, но нисколько по этому поводу не комплексуют. При всем том он совершенно ее очаровал. Кроме того, она была основательно заинтригована всем происходящим.

— Вы, как еврейка из Марселя, не можете не знать, что у нашего народа множество врагов, которые хотели бы нас уничтожить и отобрать все то, что мы построили на этой земле. — Излагая свои мысли, он полосовал воздух рукой, словно саблей. — В течение ряда лет Израиль вел многочисленные войны со своими недругами. Сейчас мы живем в мирной стране, но Израиль продолжает вести войну особого рода, которая известна под названием «тайной». Эта война никогда не закончится и будет идти вечно. По этой причине ваш паспорт, а главное — ваша красота могут принести нашему делу большую пользу.

— Вы что же — предлагаете мне стать шпионкой?

Он рассмеялся.

— Все далеко не столь драматично, как вам представляется.

— Что в таком случае мне придется делать?

— Я хочу, чтобы вы стали «бат левейха».

— Извините, но я не говорю на иврите.

— 'Бат левейха' — это термин, обозначающий вспомогательного агента службы женского пола. В качестве такового вам придется время от времени выполнять определенные задания нашей службы. К примеру, вам могут предложить сыграть роль жены или подруги одного из наших офицеров. Или раздобыть информацию, которую вам, как женщине, будет заполучить куда легче, нежели агенту-мужчине.

Он замолчал, чтобы прикурить очередную сигарету.

— Возможно также, вам предложат выполнить задание, которое женщины посчитали бы для себя оскорбительным.

— Это какое же?

— Мы можем попросить вас соблазнить того или иного человека — одного из наших недругов, — чтобы тем самым его скомпрометировать.

— В Израиле много красивых женщин. Не понимаю, почему вы остановили свой выбор на мне?

— Потому что вы не израильтянка. Потому что у вас подлинный французский паспорт и легальная работа.

— Эта легальная работа, как вы изволили выразиться, приносит мне неплохой доход, и я бы не хотела ее лишиться.

— Если вы согласитесь на нас работать, я прослежу за тем, чтобы наши задания не отнимали у вас много времени и чтобы вам выдавали компенсацию за недополученные по нашей вине доходы. — Тут он добродушно улыбнулся. — Боюсь, однако, что те три тысячи долларов в час, которые вам обычно платят, я выплачивать не смогу.

— Пять тысяч, — улыбнувшись, сказала она.

— Примите мои поздравления.

— Я должна подумать над вашим предложением.

— Ясное дело. Но когда вы будете об этом думать, примите к сведению одну вещь. Если бы Израиль существовал во время Второй мировой войны, Морис и Рашель Халеви, вполне возможно, все еще были бы