успеют.
– Здесь первый, – объявил Громов по каналу ближней связи. – Манёвр расхождения.
– Второй понял, – откликнулся Лукашевич.
– Третий понял, – выдал «квитанцию» Стуколин.
Громов надел кислородную маску, которая привычно болталась у левой щеки, и поднялся до высоты в 10 километров – практический потолок для «Яка-38». После чего пошёл на обгон «Ганзы», быстро оставив её позади. Лукашевич и Стуколин, наоборот, снизились до 8 километров и перегруппировались, образуя с немецким самолётом равносторонний треугольник. Таким образом они реализовали план Вересова по созданию своеобразной сферы радиолокационного наблюдения, благодаря которой можно было бы загодя засечь курсовой угол[26] противника и отследить момент запуска ракет.
Заняв позиции в эшелоне, ведомые доложились Громову и он, вполне удовлетворённый докладами, поискал в эфире пилота «Ганзы». Найти его не составило большого труда: пилот «висел» на рабочей частоте диспетчера рижского аэропорта и пытался выяснить, что происходит и почему на параллельных курсах идут военные самолёты. Диспетчер в Риге тоже ничего не понимал и переспрашивал через каждые полслова. Громов с улыбкой некоторое время следил за тем, как эти двое препираются, и чуть было не стал жертвой собственного праздного любопытства. Пронзительно заверещала станция предупреждения о радиолокационном излучении «Сирена-3М».
– Первый, вижу цель на одиннадцать часов! – крикнул Стуколин.
Громов чертыхнулся. Противник был у него перед носом, надвигаясь с севера, и уже задействовал систему наведения своих ракет для нанесения удара, а Константин проморгал его и теперь оказался в положении обороняющегося, что в воздушном бою не самый лучший вариант.
Самолёты стремительно сближались. Максимальная скорость, которую мог развить «F-15» на этой высоте, составляла 2650 километров в час, однако пилот истребителя явно берёг топливо и шёл на дозвуковой. Тем не менее относительная скорость всё равно была запредельна – почти 1800 километров в час, и всего через минуту Громов увидел врага визуально.
Американский самолёт проскочил в километре левее и выше. Бортовая РЛС его трудилась вовсю, но пилот, судя по всему, хотел сначала разобраться с тем, что происходит – присутствие трёх «Яков», охраняющих «Ганзу», было для него полнейшей неожиданностью.
– Второй и третий, я взял цель, – сообщил Громов друзьям. – Следуйте прежним курсом.
Сразу после того, как «F-15» ушёл в заднюю полусферу, Громов, не снижая скорости, заложил глубокий вираж влево, пристраиваясь противнику в хвост. Всё складывалось как нельзя лучше. Ещё на разборе у Вересова обсуждался маловероятный вариант, при котором «F-15» не захочет атаковать со средней дистанции, как принято в американских ВВС, а попробует войти в визуальный контакт на догоне или на встречном курсе – в таком случае Громов, как наиболее опытный пилот, должен напасть на «американца» первым, выпустив в него с ближней дистанции обе ракеты Р-60 с инфракрасным самонаведением. Подобная тактика могла бы иметь успех с учётом того, что за штурвалом «Игла» сидел всё-таки не офицер ВВС США, а наш российский парень, для которого «F-15» – не меньшая, а может и большая экзотика, чем «Як-38».
Замысел удался. Громов накренил машину на вираже так, что она едва не свалилась на крыло. Борт «надавил» на плечо. Казалось, что от невероятной нагрузки заскрипели болты, стягивающие части фюзеляжа в единое целое, но это была лишь иллюзия, порождённая глубоко спрятанными воспоминаниями. Однако и в этот раз подполковник Константин Громов, бывший член пилотажной группы «Русские витязи», оказался на высоте, сумев удержать «капризный» штурмовик от сваливания, а проскочивший «F-15» – в перекрестии, образно выражаясь, коллиматорного прицела.
Теперь «Як» Громова был в наивыгоднейшем положении относительно «Игла». Быстро уровняв высоту, Константин начал сокращать расстояние, чтобы запустить Р-60 по выхлопу сопел двух турбореактивных двигателей канадской фирмы «Pratt & Whitney». Он, разумеется, знал, что пилот «F-15» догадывается о его намерениях – на американском серийном истребителе устанавливалась серийная же система предупреждения о радиолокационном облучении Лорал AN/ALR-56, которая в связке с многорежимной цифровой импульсно-доплеровской РЛС Хьюз AN/APG-70, давала исчерпывающую информацию о подготовке противника к атаке и о его возможностях эту атаку осуществить. Но что бы там ни думал о себе пилот «Игла», он уже совершил первую за сегодня ошибку и просто так уйти от Громова не мог: в ближнем маневренном бою главное – «сесть на хвост» или, как говорят военные, «занять выгодную позицию в задней полусфере противника».
Расстояние между «Иглом» и «Яком» уменьшалось на глазах. Девять километров… восемь километров… семь километров… шесть километров… Система Лорал в кабине «Игла» должна заходиться от визга, требуя от пилота немедленных действий. Выдержке врага можно было позавидовать – он продолжал лететь в горизонтальном полёте со скоростью 800 километров в час, не делая попыток уклониться с маршрута.
Громов положил палец на клавишу запуска ракет. Пять километров… Пора!
– Первый! – раздался вдруг в наушниках голос Стуколина. – Борт меняет курс. Новый курс – 180.
Громов сделал усилие, пытаясь понять слова Алексея. Пальцы его над клавишей пуска замерли на какую-то секунду или две, и именно в этот момент, словно угадав намерение противника, впереди летящий «Игл» совершил манёвр.
Впоследствии вспоминая бой, Громов придёт к выводу, что это был манёвр, известный как «бочка с большим радиусом вращения и максимальной перегрузкой». Американцы считают его оптимальным оборонительным манёвром для современного истребителя и специально отрабатывают на тренажёрах и учениях. Тем, кто не видел этого манёвра в реальности, довольно трудно объяснить, как он выглядит со стороны. Суть же его в том, чтобы обмануть «висящего на хвосте» противника, поменяться с ним местами. В определённый момент пилот переводит свой самолёт в управляемую бочку [27] с большим радиусом; при этом скорость машины резко падает. Противник не успевает отреагировать и проскакивает вперёд, сам оказываясь в положении атакуемого. В роли глупого противника сегодня оказался Громов.
Ещё со времён лекций в Центре боевого применения авиации Громов знал, что единственным ответом на бочку с большим радиусом является горка.[28] Видимо, преподавателям Центра удалось вбить эту истину Константину в печёнку с селезёнкой, потому что ещё в процессе осмысления услышанного от Стуколина, ещё не понимая, куда столь внезапно делся противник, Громов уже наклонил машину по тангажу,[29] пытаясь сотворить простейшую горку. Однако сделать это на «Яке-38» оказалось не столь просто, как на «МиГе», рули высоты слушались неважно, и сам самолёт затрясся, словно в лихорадке. На то, чтобы вернуть себе управление машиной, у Константина ушла почти целая минута. За это время опытный истребитель, каким был пилот «Игла» (а в том, что он опытный истребитель, не приходилось больше сомневаться), выйдя из перегрузки, мог поймать «Як» в радиолокационный прицел и запустить вдогон одну из своих ракет. Но он этого не сделал, и когда Громов развернул самолёт в вираже, то понял почему. «Американца» не интересовал лёгкий штурмовик – его целью была «Ганза», и он наконец-то решил покончить с ней.
– Второй, третий! – крикнул Громов. – Цель идёт на вас! Перехват!
Сам он видел только чёрную точку на фоне яркого голубого неба да слегка смазанный сигнал на индикаторе бортовой РЛС. Вообще же по показаниям радиолокационной станции, установленной на «Як-38», понять что-нибудь было сложновато. И «Игл», и «Яки» друзей, и «Ганза» практически уже сливались в одну отметку, и отследить течение боя в таких условиях было проблематично.
– Здесь третий! – проявился в эфире Стуколин. – Беру его на себя!
– Давай, Алексей! – поддержал Громов, нарушив тем самым правила конспирации.
– А-а, блин! – отозвался Стуколин. – Он пустил ракету!
– Борт меняет курс! – сообщил Лукашевич. – Новый курс – 150.
– Мужики, ракета на мне! – крикнул Стуколин. – Зараза!
– Жми на катапульту! – в унисон закричали Громов и Лукашевич.
– Мать твою! – это были последние слова Стуколина, после которых он пропал из эфира.
– Второй, ты видишь третьего? – быстро спросил Громов.
– Нет, первый, – с отчётливым напряжением в голосе ответил Лукашевич. – Здесь болтается цель. Борт идёт курсом полтораста. Снижается.
