двигателя. Грузоподъёмность – без малого две тонны или двенадцать пассажиров плюс экипаж. Практическая дальность – две с половиной тысячи километров.

– А нафига ему крыло обратной стреловидности?

– Немцы в своё время от этих штук просто балдели. Считается, будто обратная стреловидность даёт преимущество на низких скоростях, что для гражданина бывает важно.

– И как?

– Брехня.

Петров посмотрел на Громова:

– Зато для нас это несомненная удача. Трудно будет перепутать этот самолёт с каким-нибудь другим…

– Нашему противнику – тоже, – отметил Громов без энтузиазма.

– Тише, – попросил оператор, прислушиваясь к переговорам диспетчера Калининградского аэропорта с очередным самолётом. – Кажется, наш.

– Рановато, – Петров с удивлением взглянул на часы.

Он и Громов подошли к рабочему месту оператора.

– Kaliningrad Approach Lufthansa wun-seven-niner, – услышали они голос пилота.

– Lufthansa wun-seven-niner go ahead, – сказал диспетчер в Калининграде.

– Kaliningrad Approach Lufthansa wun-seven-niner flight level tree-zero-zero heading too-fife, – сказал пилот.

– Lufthansa wun-seven-niner maintain flight level tree-zero-zero heading too-fife, – сказал диспетчер в Калининграде.

– Kaliningrad Approach roger, – сказал пилот, завершая радиообмен с диспетчером.

– Это цель, – подтвердил Петров с некоторой растерянностью в голосе. – Высота – 30 тысяч футов, 9 километров, направление – северо-восток, 25 градусов по компасу. РЛС?

– Я вижу цель, – отозвался оператор РЛС, склонившись к жидкокристаллическому дисплею. – Веду. Удаление – двадцать километров. Самое время для перехвата.

Петров протянул руку Громову:

– Ни пуха, Кирилл Константинович. Поспешайте!

– К чёрту! – отозвался подполковник, быстро покидая палатку.

Через минуту он был уже в кабине истребителя. Техники забегали, как растревоженные муравьи, а к платформам с «Яками» подкатил пускач двигателя, смонтированный на одном из «Уралов».

В самую первую очередь Громов запустил подъёмно-маршевый двигатель Р-27В-300, на который помимо всего прочего была «завязана» основная гидравлическая система самолёта. Техник на пускаче жестом показал, что готов работать. Громов дал отмашку и нажал кнопку запуска. Лампочки на приборной доске мигнули, а пускач зверски взвыл. Сразу же пошло топливо, и под свист компрессора двигатель стал набирать обороты. Техник отсоединил кабель электропитания и закрыл фонарь, а пускач поехал дальше – к самолёту Лукашевича. Когда насос гидросистемы НП-72М вышел на рабочий режим, Громов инициировал блок гидроцилиндров, управляющих процессом складывания и раскладывания консолей крыла. Повинуясь его команде, короткие крылья «Яка» развернулись на шарнирах и с характерным звуком упруго встали на места. Плавно поднялась створка воздухозаборника подъёмных двигателей. Параллельно с этим включилась герметизация – сжатый воздух под давлением в две атмосферы устремился в резиновый шланг, проложенный под фонарём, прижав его к металлу; при этом фонарь приподнялся в замках, и у Громова чуть заложило уши, звуки доносились, словно сквозь вату, а свист главного двигателя исчез совсем. Техник убрал стремянку и пропал из поля зрения. В наушниках шлемофона возник голос Петрова:

– Первый, даю взлёт!

Значит, пришла пора запускать подъёмные двигатели. Перебросив тумблеры, Константин поднял заслонки подачи воздуха к подъёмным двигателям и переднему газовому рулю, обеспечивающему устойчивость в горизонтальной плоскости при взлёте. Двигатели быстро вышли на рабочие обороты, что подтвердил двухстрелочный указатель на приборной доске. Оставалось только «поддать газу», одновременно увеличивая тягу трёх двигателей и струйных рулей.

«Як-38» с бортовым номером «88» медленно, словно бы с неохотой, под оглушительный рёв вырывающихся из сопел раскалённых газов, поднялся над платформой. На высоте в 70 метров Громов убрал шасси, повернул сопла и пошёл на первый круг. Он был ведущим в звене из трёх самолётов и должен был дождаться, когда в воздух поднимутся ведомые.

Лукашевич и Стуколин взлетели с интервалом в минуту.

– Первый, – сказал Петров, – мы ведём борт. Азимут – 25, удаление – 60.

«Ничего себе учапал, – подумал Громов. – Придётся догонять».

Он сделал глубокий вираж вправо, ориентируясь по гироскопическому компасу, и увеличил скорость. На ведомых он даже не посмотрел – они должны были действовать по правилу «делай как я» и стараться не отстать от ведущего. Громов был уверен, что друзья справятся с поставленной задачей, ведь всего четыре дня назад они трое уже совершали полёт группой с соблюдением радиомолчания, демонстрируя Вересову, на что он потратил две недели своей жизни.

«Ганза» шла с нормальной «крейсерской» скоростью – 800 километров в час. «Як-38» мог развить не больше 1000, да и то на большой высоте. Относительная скорость – всего 200. Таким образом, на то, чтобы догнать «борт 1-7-9», требовалось потратить немного немало, а целых 18 минут. За 18 минут самолёт с Мадлен Олбрайт не только пересечёт границу с Литвой, но и будет приближаться к границе Латвии. Будем надеяться, что никто не помешает нагнать «Ганзу» где-нибудь над Ригой и сопроводить до Таллинна. Потом, если противник всё же не решится осуществить нападение, «Яки» должны будут войти в воздушное пространство России над Чудским озером, где их встретит Вересов на своём «МиГе». То же самое должны будут сделать уцелевшие в бою, если противник нападёт на «Ганзу». Запаса топлива хватало тютелька в тютельку, то есть весь полёт проходил на пределах возможностей лёгкого штурмовика «Як-38М», и вариантов не предусматривалось.

– Азимут – 25, удаление – 56, – сообщил Петров через минуту, справно исполняя обязанности штурмана наведения. – Так держать.

Громов наконец нашёл время оглянуться и посмотреть на ведомых. Ведомые курс держали чётко, самолёты шли параллельно друг другу, при этом Лукашевич держался сзади и справа в 140 градусах по азимуту относительно ведущего, а Стуколин делал то же самое относительно Лукашевича.

– Азимут – 25, удаление – 50… Азимут – 25, удаление – 45… Азимут – 25, удаление – 40…

Громов следил за индикатором бортовой РЛС, но пока мало что мог понять в целом рое светящихся точек. Главным недостатком этого конкретного радиолокатора было то, что он умел определять и показывать пилоту только дальность цели, а воздушное движение над Прибалтикой было весьма оживлённым, и на звание «борта 1-7-9» претендовало сразу несколько самолётов.

– Азимут – 40, удаление – 35, – сообщил Петров. – Нас засекли, первый. Мы собираемся и уходим. Последнее целеуказание: азимут – 40, удаление – 33.

Итак, «доверенное лицо» Фокина выбыло из игры. Теперь трём пилотам в «Яках» приходилось рассчитывать только на свои силы. Подобный сценарий обсуждался, однако никто не предполагал, что местонахождение «пиратского» КДП противник выявит настолько быстро.

«Всё как-то не сходится, – подумал Громов. – Борт пролетел на сорок минут раньше положенного, нашу дислокацию засекли быстрее, чем думали. Не нравится мне всё это – предательством попахивает».

Впрочем, размышлять на столь отвлечённые темы у Громова не было ни времени, ни сил. Потеряв штурмана наведения, он полностью сосредоточился на показаниях бортовой РЛС. По его расчётам получалось, что цель должна появиться в пределах визуальной видимости в течение ближайших шести- восьми минут. Но на таких скоростях любая минута имеет определяющее значение: если «Ганза» внезапно изменит курс, отыскать её, не имея резерва топлива, будет практически невозможно.

Друзьям-пилотам повезло. «Ганза» продолжала придерживаться назначенного эшелона, и очень скоро Громов увидел «борт 1-7-9» с фирменной раскраской немецкой авиакомпании «Люфтганза» и с довольно необычными крыльями, направленными не назад, как у подавляющего большинства самолётов, а вперёд – пресловутая «обратная стреловидность». Теперь можно было выйти на ближнюю связь с ведомыми. Даже если средства радиоперехвата Балтийского флота и НАТО запишут разговор – сделать они ничего не