Барстоу больше не в силах был везти этот воз. Большинство родичей, не осведомленных о сути происходящего, все явственнее выходило из повиновения, и куда быстрее, чем граждане Федерации. Они были страшно недовольны происходящим и ждали от власть имущих решительных мер. Освобождение — и немедленно!
В общем, влияние Барстоу на Семьи таяло чуть ли не быстрее, чем власть Форда.
— Поэтому, — заключил Форд, — о четырех днях и речи быть не может. У нас всего двенадцать часов; ну, самое большее, сутки. Синедрион собирается завтра в полдень.
Барстоу нервничал.
— Я не уверен, что смогу за это время всех подготовить! Возможно, возникнут неудовольствия.
— Об этом не беспокойтесь, — рыкнул Форд.
— Почему?
— Потому что те, кто останутся, умрут. Это в лучшем случае.
Барстоу отвел взгляд. Наконец-то было сказано вслух: они затеяли не просто невинное политическое жульничество, но — отчаянную и почти безнадежную попытку избежать массовых убийств; Форд же при этом находится по обе стороны баррикад.
— Ладно, — сказал Лазарь, — раз вы обо всем договорились, давайте действовать. Я посажу «Чили» в… — он припомнил орбитальное положение корабля, прикинул, когда сможет до него добраться и сколько времени уйдет на снижение, — скажем, в двадцать два по Гринвичу. Для верности добавим еще час. Как насчет семнадцати часов завтра по времени Оклахомы? Собственно, это уже сегодня.
Собеседники вздохнули с облегчением.
— Отлично, — сказал Барстоу, — сделаю все, что смогу.
— Ладно, — подытожил Форд. — Если раньше нельзя… — Он на секунду задумался. — Я удалю из зоны всех прокторов и правительственных служащих, так что вы останетесь одни. Как только ворота за ними закроются, можете объяснить людям все, как есть.
— Да. Я сделаю все, что в моих силах.
— Что там у нас еще? — спросил Лазарь. — Да, вот. Зак, лучше бы заранее выбрать место для посадки, а то мой выхлоп поджарит кучу народа.
— А, верно. Заходите с запада, я зажгу стандартный пиросигнал. Идет?
— Идет.
— Ничего подобного, — сказал Форд, — тут нужен приводной сигнал.
— Хрен с ним, — отмахнулся Лазарь, — я могу хоть на макушку статуи Вашингтона сесть.
— Это уж вы в другой раз. Приготовьтесь к погодным сюрпризам.
Приблизившись к точке рандеву, Лазарь послал сигнал. К его великой радости «Чили» отозвался — чиненой-перечиненой аппаратуре Лазарь не доверял ни на грош, а на долгие поиски корабля времени просто не было.
Приблизительно определив направление, он включил тягу, вскоре затормозил и оказался на месте на три минуты раньше намеченного; ввел шлюпку внутрь корабля и направился в рубку. Снижение, вход в стратосферу и облет двух третей земного шара прошли по плану. Часть времени он использовал для смягчения маневров: изношенные двигатели не стоило перегружать без надобности. В тропосфере он пошел на снижение; корпус корабля нагрелся, но пока что температура была терпимой. Только сейчас он понял, что Форд имел в виду под «погодными сюрпризами»: Оклахома и половина Техаса были плотно затянуты тучами. Лазарь удивился, но в то же время остался доволен. Он вспомнил те времена, когда погодой еще не умели управлять. Вообще, жизнь утратила львиную долю своей прелести с тех пор, как стали регулировать погоду. Хорошо бы у погоды их будущей планеты оказался дикий и строптивый нрав!
Вскоре он вошел в тучи. Тут стало не до размышлений. Корабль, несмотря на основательность конструкции, жалобно стонал. А, вот оно что! Наверное, Форд заказал всю эту кашу к началу операции — значит, у интеграторов где-то должна быть область пониженного давления.
В эфире раздавались дикие вопли оператора контроля. Отключив коммуникатор, Лазарь сосредоточился на посадочном радаре и призрачных изображениях на экране, сравнивая данные с показаниями инерционного датчика. Корабль миновал длиннющий шрам, прорезавший поверхность земли — развалины города-дороги Окла-Орлеан. Когда Лазарь был здесь в последний раз, в этом мегалополисе бурлила жизнь. Наверное, из всех механических монстров, сотворенных человеком, этот динозавр был самым большим и нелепым.
Размышления Лазаря прервал вой сигнала — корабль поймал приводной луч.
Лазарь пошел на посадку. Едва опоры заскрежетали о землю, он остановил двигатели. Громадные грузовые люки медленно распахнулись; в трюм ворвались косые струи дождя.
Элеонора Джонсон пригнулась, стараясь преодолеть порывы ветра, и поплотнее укутала полой плаща ребенка, которого несла на руках. Когда разразилась буря, ребенок заплакал; непрестанный плач ужасно действовал ей на нервы. Теперь малыш притих, но от этого ее беспокойство лишь усилилось.
Она и сама плакала, хоть старалась держаться. Такого шторма она не видела за все свои двадцать семь лет; буря казалась ей воплощением всего, что перевернуло ее жизнь, оторвало от родного дома, лишило уютного домашнего очага, чистенькой кухоньки, плиты, на которой она могла готовить, когда захочется и без всякой очереди. Буря была точно грозный лик несчастья, вырвавшего ее из привычной жизни. Ее, как какую-нибудь преступницу, арестовали и, под конвоем двух прокторов, привезли в холодную, глинистую Оклахому.
Да уж не сон ли это? Может ли такое быть на самом деле? Может, она еще не родила своего малыша, а все это — один из дурных снов, как часто бывает при беременности?
Однако дождь был слишком холоден; гром просто оглушал — будь это сном, она непременно проснулась бы. А значит, то, что сказал Старший Поверенный, тоже не может быть сном: она своими глазами видела посадку корабля; яркое пламя, бьющее из дюз, освещало всю округу. Сейчас корабля было почти не видно, но толпа вокруг медленно двигалась вперед — значит, корабль где-то там. Она шла среди последних, и, вероятно, взойдет на борт в последнюю очередь.
Но попасть туда очень нужно: старейшина Заккур Барстоу с глубокой печалью поведал всем, что ожидает тех, кто останется на Земле. Она верила ему, но все же никак не могла смириться с мыслью о том, что на свете существуют закосневшие в ненависти люди, жаждущие крови таких слабых и беспомощных созданий, как она и ее маленький…
Элеонору охватил панический страх. А вдруг на корабле не хватит места для них с малышом? Она еще крепче прижала к себе ребенка и так стиснула его, что он опять заплакал.
Сквозь толпу к ней пробралась одна из женщин:
— Устала? Давай пока я ребенка понесу.
— Нет. Нет, спасибо. Со мной все в порядке.
Сверкнула молния. При ее свете Элеонора узнала женщину — это была старейшина Мэри Сперлинг. Ее негромкий голос привел Элеонору в чувство. Теперь она знала, что делать. Если для нее на корабле не хватит места, она передаст ребенка по рукам, над головами толпы. В этом ей не смогут отказать, неужели же на корабле не найдется места для ее крохи?!
Ее влекло вперед — толпа снова двинулась.
Увидев, что погрузка закончится через несколько минут, Барстоу покинул свой пост у одного из грузовых люков и со всех ног помчался к радиорубке, оскальзываясь на мокрой глине. Форд просил предупредить о готовности к старту — это было необходимым звеном в его плане. С трудом отворив дверь, Барстоу вбежал в рубку, набрал код и нажал кнопку.
Ответили ему сразу же, однако появившееся на экране лицо не было лицом Форда.
— Где Администратор? Мне необходимо с ним переговорить…
И тут Барстоу узнал человека на экране. Лицо его знали почти все — оно принадлежало лидеру оппозиции Борку Вэннингу.
— Вы и говорите с Администратором, — холодно усмехнулся Вэннинг. — С новым Администратором. А кто вы такой? Чего вы хотите?
