– Не совсем. У меня самое модное заведение в городе для невест. Все невесты, которые могут себе это позволить, приходят сюда.

В голове стучало. Ей двадцать семь. Долго она выбирала. Она бы не привлекла большинство мужчин. Спокойная и застенчивая… Он помнил глаза, прекрасные, нежные, умные глаза.

– Она… она счастлива?

– О да, вся сияет! Очень сильно влюблена, мне кажется. И ее отец выдает ее очень, очень пышно. – Глаза Ли с любопытством смотрели на Поля. – Я и мать тоже видела. Потрясающая женщина. Очень изысканная.

– Вы говорили обо мне?

– Не с ней. Тот разговор был с Айрис.

– Что она рассказала тебе?

– Не много. Только что она встречала тебя несколько раз, что ты знаешь родителей или знал их.

Ли накрыла своей рукой руку Поля.

– Мне не хотелось причинять тебе боль, воскрешая все это. Я просто подумала, что тебе захотелось бы знать. Она прелестна, Поль, не хорошенькая, но очень изящная, не похожая на других…

– Да, не похожая, я помню.

– Поль… у меня еще сохранилась привычка лезть не в свое дело. Ты все еще гонишься за мечтой? За призраком, который никогда не оживет?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – солгал он.

– Меньше всего на свете я хотела бы причинить тебе боль после всего того, что ты сделал и кем был для меня, но я уже говорила тебе, что ты напрасно тратишь время, и скажу это снова. Ты слышишь меня?

– Я слышу тебя.

– О, мой дорогой, я ведь так хотела тебя! Но ты не взял меня, поэтому я взяла Билла, и это было прекрасно. Мэг цеплялась за того подонка еще долго, хотя ей следовало давно уйти, но сейчас она нашла именно то, что ей нужно. Поэтому я спрашиваю: когда ты начнешь жить?

– Я живу.

– Ты – нет. Ты и Мариан… Поль резко воскликнул:

– Я не могу бросить ее, Ли.

– А кто тебя просит? Есть другие способы… Ты сердишься на меня.

Поль тяжело вздохнул:

– Все в порядке. Я не сержусь.

– Прости меня.

– Я же сказал: все в порядке.

– Хочешь, я расскажу еще об Айрис? Он и хотел, и не хотел.

– Свадьба будет двенадцатого июня в половине пятого в Темпл-Израил.

– Ну, – сказал он, – я могу только надеяться, что у нее жизнь будет лучше, чем…

Он не закончил предложения.

– Чем жизнь ее матери или твоя жизнь? Поль встал:

– Я пойду. Меня ждет Хенни. Давай не будем отдаляться, Ли. Мы должны иногда видеться.

– Конечно. Передай Хенни мою любовь.

Хенни похудела и поседела, но оставаясь такой же энергичной, как прежде, все еще работала в комитете по делам беженцев, число которых в результате войны выросло в сто раз.

– Будь прокляты старики, начавшие войну! – воскликнула она. Ее взгляд остановился на фотографии Хенка: молодое оживленное лицо смотрело из широкой серебряной рамы, несомненно, подарка Ли и, несомненно, единственной ценной вещи в доме.

Молчаливые грустные воспоминания заполнили несколько минут, пока она не прервала молчание с нарочитым оживлением:

– Это не случится снова. На этот раз мир получил последний жестокий урок. Есть Объединенные Нации, и Россия хочет мира не меньше нас. Вместе мы сохраним его.

Поль вспомнил, как Россия заключила пакт с Гитлером, но вслух ничего не сказал. Хенни говорила:

– Мы с тобой много повидали с тех пор, как я читала тебе сказки братьев Гримм.

Поль почувствовал, что уже когда-то она вот так же сидела на том же диване, а под ее ногами был такой же потертый коврик. И он снова окунулся в свое отчаяние из-за Анны перед свадьбой, вспомнил, как умолял Хенни о помощи, о совете, совете, который она дала и которому он не последовал. Комната вдруг стала маленькой, и стены давили. Ему захотелось выйти, ощутить простор и движение.

– Главное – быть занятой, – говорила Хенни. – Сейчас у нас много дел, мы занимаемся людьми, прошедшими лагеря смерти. Я прихожу домой такой усталой, что хватает сил только добраться до постели.