– Причина? Кто будет ее слушать? Ты моя жена. У меня есть право. Причина! Это смехотворно.

– Придет время, когда так не будет. Когда свидетельство о браке не будет давать право мужчине насиловать.

– «Насиловать»! «Придет время»! Да, это время наступит, когда мы будем гулять по Луне! Нет, Мэг, у тебя нет никакого шанса при разводе. У тебя нет ни одной настоящей претензии ко мне. Все, что ты хотела, ты получала.

– Я никогда не хотела тех вещей, которые ты давал мне.

– Не так, так этак! Ты оставила мою постель и кров – и это главное, что принимается во внимание.

– Я не вернусь.

Они уже почти три часа спорили, она устала и чувствовала собственную слабость перед его властностью; но тем не менее она нашла в себе силы сказать:

– Я не вернусь. Ничто и никто не смогут заставить меня.

Донал встал, рассматривая ее с таким видом, словно он никогда не видел ее раньше.

– Ну, если ты так ненавидишь меня…

– Я не ненавижу тебя, Донал.

Она думала, что ненавидеть – значит желать смерти. Она просто хотела, чтобы он ушел. Пусть процветает дальше, как он процветает сейчас. Он чужой. Все в нем вдруг стало чужим: слухи о его преступлениях, его политика и его жажда денег.

– Ты всегда была странной… отличной от других, – задумчиво сказал он.

– Так ты поэтому выбрал меня, что я отличалась от знакомых тебе женщин.

Он подошел к окну. Мальчишки играли в снежки в саду. Какое-то время он смотрел на них.

– Что это за дети с нашими мальчиками?

– Они вместе учатся.

– Я бы догадался об этом. Кто они? Откуда? Она поняла, о чем он думает.

– Один из них сын священника, остальные пришли из деревни. Отец Джимми косит траву летом и делает любую работу зимой. Семья Анжело только что приехала из Италии. Отец парикмахер.

Она увидела, что она злится.

– Ты взяла их из первоклассной частной школы и запихнула в дыру с детьми парикмахеров!

– Ты сам ходил в школу в Хелл-Китчен. Боже мой, о чем ты говоришь?

Донал стукнул рукой по столу:

– И ты думаешь, что я позволю им вернуться в то место, откуда начинал сам? Нет! Я хочу, чтобы мои сыновья соперничали с лучшими и были лучше всех. Кастовость, классы определяют все, неужели ты этого не понимаешь? Лучшие школы, связи – это пронизывает весь деловой мир и правительство. Нет, они не могут оставаться здесь. Это окончательно.

Ей был отвратителен его снобизм. Но все-таки в его словах был смысл. Она сама получила лучшее образование.

– Послушай, Мэг, я снова все скажу. Есть два пути, как справиться с этим. Мы можем тихо, пристойно развестись. Я не хочу этого, но хочешь ты, поэтому ты начнешь разводиться несмотря ни на что. Я понимаю это. Но если ты запросишь слишком много, я буду бороться. В этом случае будет много грязи, и я все равно одержу верх. Так как это будет? Это или спокойный компромисс?

– Какой компромисс ты хочешь?

– Я хочу сохранить свою власть над детьми. Тим-ми и Том должны уехать в хорошую начальную школу. Им уже двенадцать и тринадцать, так что пора. Девочки еще малы, чтобы оставаться здесь какое-то время. Я буду тебя поддерживать. – Рот Донала искривился в подобии насмешки. – Конечно, не будет горностаевой накидки и шофера, как было.

– Я никогда не просила этого. Вспомни. Горностаевая накидка противоречит моим принципам. Мне неприятно думать, что бедное животное мучилось в капкане, чтобы потом я смогла закутаться в его мех.

– Хорошо, что я сохранил это место для твоего отца, – сказал Донал, не обращая внимания на ее ответ. – Боже мой, здесь достаточно места для всех вас. Если только ты не вернешься в наш дом с девочками, без меня, конечно. Я уже присматриваю себе квартиру в Нью-Йорке. Не Пятой авеню.

– Мы останемся здесь, – сказала она. – Я здесь выросла.

Было что-то элегическое в словах «я здесь выросла», что-то далекое, грустное и спокойное.

– Ты уверена, что не хочешь дом?

Мэг покачала головой. Этот богато украшенный пригородный дом, его дом, его выбор – нет! Кроме того, он будет волен приезжать туда, когда захочет, подниматься по лестнице, заходить в спальню. Она не верила, что какой-то закон запретит ему это делать. Он будет делать то, что захочет. Как всегда.

– В квартире будет достаточно места для всех детей. Мы поделим их. Я буду справедливым.

Она подумала: «Они все равно с возрастом будут больше его, чем мои. Это ясно. Даже посторонние замечают это. Все, кроме Агнесс. Он тоже понимает это. Он уже разочаровался в Агнесс, хотя никогда не признался бы в этом. В ней он видит слишком много от меня».

Кто-то постучал в дверь.