– По-Беседуем, девочка моя? – и наручи глухо ударились оземь. – К чему таким прекрасным со- Беседникам, как мы, эта глупая одежда из далекого прошлого?!
И оплечья вскоре легли рядом с наручами.
– По-Беседуем, девочка-гурхан, восьмирукое чудо Шулмы? Мы ведь не шулмусы, мы не причиним друг другу вреда, клянусь Двенадцатью и Одним!.. – снятый пояс вместе со мной и Дзюттэ Чэн положил у ног, рядом со Змеей Шэн, не отрывая цепкого взгляда от Хамиджи-Джамухи, но та не двигалась с места.
Панцирь упал зерцалом вверх, и серые облака смогли прочитать чеканные слова, пришедшие из восьмивековой старины:
Сброшенный шлем покатился по земле, а Чэн уже снимал халат, нижнюю рубаху, оставаясь по пояс обнаженным, вскидывая руки к отшатнувшемуся небу, и Шулма ахнула, увидев чешуйчатую металлическую кожу правой руки; увидев латную перчатку, которую теперь можно было снять только вместе с плотью.
– Ну?! – властно крикнул Чэн, опоясываясь заново и опуская руки на рукояти меня и Дзю.
Носком сапога он подцепил Чинкуэду – и Змея Шэн, по-прежнему не произнеся ни слова, полетела к Джамухе (это имя шло ей больше, это имя больше значило для нас, и я решил звать ее так), которая инстинктивно поймала Тусклую.
– Не хочешь? – рассмеялся Чэн, и мы с Обломком расхохотались, вторя ему. – Гурхан любит доспехи? Гурхан хочет спрятаться в прошлом от будущего?! Ну что ж...
Невидимая чаша оказалась в левой руке Чэна; запрокидывая непокрытую голову, он влил в себя ее содержимое и выхватил меня из ножен.
– Шулма! Твое здоровье!..
– Мо-о аракчи... – отозвалась Шулма. – Асмохат-та!
Безнадежно ударила Змея Шэн – и промахнулась.
Чэн погрозил Джамухе пальцем и извлек из-за пояса Обломка.
Следующий укус Змеи Шэн встретил я, завертев Чинкуэду в стремительном танце, пока Обломок крюком своей гарды цеплял оплечье Джамухи.
Рывок – и хруст кожаных ремней, один из которых лопнул.
Змея Шэн с мастерством отчаяния пыталась обойти меня, прорваться поближе, и я дал ей насладиться мгновенным счастьем удачи, когда Чинкуэда проскользнула вплотную ко мне – попав в неласковые объятия Дзю.
– Брось, Дзю! – крикнул я, гуляя по боковым ремешкам доспеха Джамухи.
– Бросаю! – покладисто согласился Обломок, и Змея Шэн полетела в сторону, а Джамуха кинулась за ней, не замечая, что Дзюттэ снова зацепился за ее оплечье.
Треск рвущей кожи – и оплечье съехало вниз, держась непонятно на чем, а я еще раз прошелся по ремням на правом боку, разрезав не то два, не то три.
Джамуха подхватила Чинкуэду с земли, срывая мешающее ей оплечье и отбрасывая его прочь; а я немного поигрался со Змеей Шэн, временами одобрительно похлопывая Джамуху по запястью.
Плашмя.
Потом все повторилось снова: Дзю, вцепившийся в доспех, я, удерживающий Чинкуэду, Чэн, вкладывающий в рывок всю силу...
После третьего раза кожаный панцирь сполз Джамухе на руки, чуть не заставив выронить Чинкуэду, и Чэн успел подбросить меня и опять поймать, пока Джамуха избавлялась от доспеха, превратившегося в оковы.
Под доспехом на ней был только нижний халат из полосатой ткани, который и резался легче, и рвался куда проще.
Под халатом – туго стянутая нагрудная повязка.
Под повязкой – грудь.
Маленькая и твердая девичья грудь, с остро торчащими сосками; и бесстыдный ветер тут же тронул их своими холодными ладонями.
Чэн опустил меня в ножны, сунул Обломка за пояс и подошел к Джамухе.
Чинкуэда даже не пошевелилась, когда Чэн Анкор раздвинул защитные пластины шлема Джамухи и снял его, обнажив голову девушки-гурхана.
Потом Чэн повернулся к Джамухе спиной.
Змея Шэн не двигалась.
– Шулма! – громко крикнул Чэн-Я. – Это твой владыка, Шулма?!
Лавина дрогнула, глухой ропот прокатился по окрестностям, всколыхнув стоячую воду священного водоема – и Шулма страшно двинулась вниз с холмов, грозя живым валом захлестнуть поле невиданной Беседы.
– Все, – почти беззвучно выдохнула Джамуха. – Вот и все...
Новое будущее с ревом неслось к нам отовсюду, и в реве этом отчетливо слышалось:
– Асмохат-та!..
Для того ли Я-Чэн сумел избежать предсказанного убийства, чтобы опозоренных Джамуху и Чинкуэду,