Тогда векиль Нияз стал делать это поочередно – и это привело досточтимого Нияза к желаемому результату.

– ...Жив он, – бурно рассказывал Фальгрим, – жив-здоров, что ему сделается! Асмохат-та у нас молодцом! За пять лет – шесть детей от двух жен!.. Вот я ж и говорю – молодцом! Правда, иногда говорит мне: «Ты знаешь, Фальгрим, лучше б я ее тогда убил!» Как это – кого? Жену свою вторую... Восьмирукую. Мы еще волновались, как сейчас помню – воплощение Мо свою же внучку за себя берет! Ужас! Кровосмешение! Дети-то какие пойдут?! Чин нас успокоила – и как в священный водоем глядела... Хорошие дети! Отличные дети! Среднего Фальгримом назвали...

– А старшего? – поинтересовался эмир Дауд.

– Старшего – Друдлом! Я Чэна пугал – дескать, наследник шутом вырастет! Ничего, говорит, пусть растет...

– Бедный эмир! – притворно застонал шут. – Как же ты будешь без меня править? Ай, бедный-бедный эмир!..

– Да куда ж ты денешься-то? – смеясь, спросил эмир Дауд.

– В Шулму уеду! На тезку своего посмотреть! Шуты, как трава, не растут – их поливать надо, удобрять, уму-разуму учить... Эй, Диомед, вы когда назад поедете, свистните – мне собраться – только подпоясаться!

– И впрямь, шуты – что коты! – беззлобно пошутил эмир. – Беды в дом – коты из дома! Мне б куда уехать...

– Знаем, – ненавязчиво вмешался Диомед. – Ты, светлейший эмир, что думаешь – зря мы от охраны с проводниками сбежали? Зачем нам в Кабирском эмирате проводники, а тем более – охрана?! Так что видели, и слышали, и лицом к лицу сталкивались... С людьми говорили, и не только с людьми...

Эмир Дауд удивленно поднял бровь, но переспрашивать не стал.

– И в Бехзде на малом турнире побывали, целый день на позорище это смотрели; и про сумасшедшего Гасана из Орлиного гнезда слышали, и разбойнички нам попадались! Только разве ж это разбойники? Вот когда мы по всей Шулме за найманами-староверами гонялись – так то разбойники были!.. А у вас – так, ерунда, дети неразумные... Мы с ними по душам потолковали, Блистающим напомнили, кто они такие есть на самом деле (эмир Дауд непонимающе нахмурился) – так эта, извините, банда Кривого Мустафы нас до самого Кабира провожала, пылинки с нас сдували и спорили меж собой, кто сегодня Махайру полировать будет!

Векиль Нияз отпрянул от двери, только сейчас сообразив, кто были те люди, которые отправились трапезничать в павильон для слуг.

Но любопытство пересилило, и вскоре в щели вновь замелькали то ухо, то глаз, а то и вовсе нос.

– Это еще не беды, светлейший эмир, – мягко заметила морщинистая старуха, сидевшая рядом с Друдлом и державшая его за руку, словно боясь, что шут исчезнет. – Кабир много веков спокойным стоял, и лишь последние пять лет закипать начал. Это Шулма века кипела, а сейчас успокаиваться стала! Нынче не время – а после поговорим, как и чем Масудов огонь гасить, да так, чтоб не полыхал, но и не угасал совсем! Да, Пересмешник?

– Да, Матушка, – улыбаясь от уха до уха, отозвался Друдл. – Воистину – да.

– А на безумных пророков у нас свои пророки имеются, – добавил Диомед. – Умные.

– Это ты о Ковыряге? – внешне невинно поинтересовался Фальгрим, и все посольство расхохоталось.

– Нет, Фальгрим, не о нем. Для Ковыряги этот Гасан слишком мелок. Я о слугах Ур-калахая. Верно, Куш- тэнгри и Бач-тэнгри?

– Верно, – коротко отозвались оба шулмуса в халатах с побрякушками, и эмир Дауд, на миг встретившись с ними глазами, неожиданно для самого себя пожалел безумного Гасана ас-Саббаха.

Чаши с вином вновь загуляли по кругу, и векиль Нияз, набравшись храбрости, пролез в щель до половины.

– О светлейший эмир, – выдохнул Нияз, словно бросаясь в ледяную воду, – там...

– Кто там? – добродушно крикнул эмир Дауд, и у Нияза отлегло от сердца.

– Там, у входа, почтенный устад Мансайя Одноглазый и хинский алхимик Сааф бен-Сааф. Говорят – эмир им назначал...

– Пускай их! – махнул рукой Дауд Абу-Салим, и векиль Нияз со всех ног бросился выполнять приказ.

...Прошло совсем немного времени, и в чашах еще не успело показаться дно, когда в зал Посвящения вошли двое: коренастый пожилой кузнец, чей правый глаз закрывала черная повязка, и старик с длинной седой бородой и в островерхом колпаке плотного сукна.

Оба низко поклонились, с некоторым недоумением глядя на происходящее.

В руках у кузнеца был некий предмет, длиной почти в человеческий рост, тщательно завернутый в промаслившуюся ткань, а за спиной висел лист бронзы и деревянная, окованная металлом тренога; старик нес мешочек размером с голову ребенка.

От предложенного вина гости отказались, и спустя недолгое время, в ответ на просьбу эмира Дауда удовлетворить его любопытство, старик развязал свой мешочек и высыпал в низкую металлическую плошку немного угольно-серого зернистого порошка со слабым неприятным запахом.

И ударил над плошкой кресалом.

Порошок, поймав искру на лету, жадно вспыхнул, исторгнув облако зловонного дыма – и быстро угас.

Все долго молчали.

– Это поможет мне выкурить Гасана ас-Саббаха из Орлиного гнезда? – вежливо поинтересовался эмир