западню негра Клаудионора. В тиши своей фазенды Клаудионор разработал план кашише и осуществил его с помощью доктора Руи.

Однажды он пришел к полковнику Мисаэлу и попросил у него взаймы семьдесят конто для покупки плантации. Мисаэл дал деньги под высокий процент и на короткий срок — шесть месяцев. У полковника Мисаэла тоже был свой план — прибрать к рукам фазенду Клаудионора, если тот не сумеет в срок расплатиться. Клаудионор был неграмотен и подписал свои векселя крестом. Возвращаясь на фазенду через Итабуну, он нанял учителя, увез к себе на плантацию и с его помощью научился читать и подписывать свое имя. Шесть месяцев спустя, когда пришел срок выплаты, Клаудионор попросту отрекся от долга. Он заявил, что никогда никаких денег у Мисаэла не занимал, что все это не более, как мошенничество полковника. И лучшим доказательством, утверждал его адвокат доктор Руи, является то, что Клаудионор отлично умеет читать и подписывать свое имя. И полковник Мисаэл потерял семьдесят конто, а Клаудионор расширил свои владения и сделал крупный взнос на церковный праздник Сан-Жозе.

Нельзя было считать, что в поселке имелось всего шесть-семь адвокатов — те, что жили в Табокасе. Юристы Ильеуса имели дела в Табокасе, а адвокаты из Табокаса практиковали и в Ильеусе. До Ильеуса было всего три с половиной часа езды по железной дороге; впоследствии это время сократилось благодаря тому, что с прогрессом зоны какао там было проложено шоссе.

Табокас, раньше не имевший даже определенного названия, а теперь решивший именоваться Итабуной, жил в атмосфере кашише, политической борьбы, интриг, церковных и масонских праздников. Нередко уличная грязь смешивалась здесь с кровью людей, павших в стычках. И все это топтали ослы, шествующие своей медленной поступью. Иногда доктор Жессе, прибыв со своим чемоданом к пациенту, с трудом отыскивал рану, которую скрывал слои грязи.

Но все же слава Табокаса распространялась по свету; об этом поселке говорили всюду, даже в сертане, и одна газета Баии уже назвала его «центром цивилизации и прогресса».

Марго протянула руку и указала на участок улицы, видневшийся из открытого окна, но она имела в виду весь поселок Табокас:

— Это край света… Это кладбище…

Виржилио привлек ее к себе, Марго с недовольным видом села к нему на колени.

— Просто ты, кошечка, слишком избалована.

Она вскочила и сердито затараторила:

— И это все, что ты можешь сказать… Я, видите ли, виновата. Когда тебе пришла в голову проклятая идея связаться с этой землей, немало людей пытались раскрыть тебе глаза. Я помню, как Жувенал убеждал тебя обосноваться в Рио, сделать там карьеру. Не понимаю, чего ради ты согласился сюда поехать…

Виржилио представилась, наконец, возможность раскрыть рот и возразить. Но он ничего не сказал, решив, что нет смысла терять время на объяснения. Будь это месяц назад, он бы не пожалел времени на разъяснение своей любовнице, что его будущее именно здесь, что, если оппозиция победит на выборах, — а все говорило за то, что так и будет, — он станет кандидатом в депутаты от этого округа, самого процветающего в штате; что попасть в Рио-де-Жанейро гораздо легче по дорогам какао, чем на океанском пароходе; что Табокас — это край денег и за несколько месяцев он заработает здесь столько, сколько не заработал бы за годы адвокатской деятельности в столице. Он уже объяснял ей все это, и не раз, в моменты, когда Марго тосковала по празднествам, по кабаре и театрам Баии. Он до некоторой степени понимал смысл жертвы, на которую пошла его возлюбленная. Их связь началась, когда Виржилио учился еще на четвертом курсе университета. Он познакомился с Марго в одном женском пансионе, несколько раз ночевал у нее, и вскоре она по уши влюбилась в него. Когда он после смерти отца, оставившего дела семьи в плохом состоянии, собирался бросить занятия, она предложила ему все, что имела и что зарабатывала каждую ночь. Этот жест тронул Виржилио. Вскоре лидер оппозиционной партии пристроил его в секретариат своей партии и в редакцию газеты. Виржилио получил возможность сохранить Марго для себя одного. Он стал оплачивать ее комнату в пансионе, спал там каждую ночь, бывал с ней в театрах. Он не говорил открыто о своей связи с любовницей только потому, что это могло повредить его карьере. Но все же именно в комнате Марго он вместе с Жувеналом и другими товарищами обдумал всю студенческую кампанию, которая выдвинула его оратором курса, и у нее же написал речь, которую произнес на церемонии окончания университета.

Когда же, по совету шефа, он дал согласие поехать адвокатом от партии в Табокас, ему пришлось потратить немало часов, чтобы уговорить Марго отправиться вместе с ним. Ей не хотелось ехать туда; ведь даже Баия ее не устраивала, она мечтала о жизни еще более веселой. Она была уверена, что Виржилио и сам так думал, когда был студентом. Но партийные руководители сумели убедить его, что, если он действительно хочет сделать карьеру, ему следует потерять несколько лет в этом новом краю какао. И он поехал, хотя Марго и заявила, что между ними теперь все кончено. Эта последняя ночь в «Американском пансионе» была тяжелой. Марго обвиняла его в том, что он ее бросает, и горько плакала, обнимая возлюбленного. Он возражал, доказывая, что это она бросает его, что она его не любит. Марго боялась за свое будущее:

— Ты поедешь туда, женишься на дочке какого-нибудь богатого плантатора и навсегда бросишь меня в этих дебрях… Нет, я не поеду…

— Ты меня не любишь. Если бы ты меня действительно любила…

Они отдавались любви в агонии этой ночи, которая — думали они — будет последней ночью, проведенной вместе. И они изощрялись в любовных ласках, чтобы оставить о себе наилучшие воспоминания.

Он уехал один, но через несколько недель неожиданно приехала и она, произведя в Ильеусе сенсацию своими платьями, сшитыми по последней моде, своими широкополыми шляпами, своим нарумяненным лицом. И в ночь, когда они снова встретились, на улицах Ильеуса были слышны вздохи и любовные восклицания. Марго поехала с ним в Табокас и первое время вела себя хорошо; казалось, она забыла веселую, роскошную жизнь Баии, держалась как замужняя дама: заботилась о костюме Виржилио, хозяйничала на кухне, отдавала ему все свое время, подчас забывая о своей элегантности, ходила с распущенными волосами и не жаловалась на отсутствие парикмахеров, которые делали бы ей сложные модные прически.

Они жили в разных домах, потому что Виржилио не хотел шокировать жителей поселка, находившегося во власти предрассудков. Ведь он был адвокат политической партии и на нем лежала определенная ответственность. Марго жила в красивом домике вместе с любовницей одного торговца. В этом домике Виржилио проводил большую часть дня, иногда даже принимал там какого-нибудь срочного клиента, там он ел и спал, готовил свои выступления по делам, которые вел в суде Ильеуса.

Марго казалась счастливой: платья с бесчисленными оборками были забыты и покоились в шкафах. Баия почти не вспоминалась. Но постепенно ей стало надоедать все это. Она мало-помалу начала отдавать себе отчет в том, что ей придется провести здесь гораздо больше времени, чем она предполагала. Кроме того, Виржилио, чтобы избежать сплетен, старался не брать ее с собой в свои частые поездки в Ильеус. А когда она ту да собиралась, то ехала другим поездом и в городе редко с ним виделась. И, что хуже всего, она не раз встречала его беседующим с незамужними девицами, дочерьми богатых фазендейро. Эти дни были кромешным адом. Марго устраивала скандалы, которые были слышны даже на улице, и оправдания Виржилио, что эти знакомства необходимы для его карьеры, нимало не убеждали ее. Между ними возникали ссоры; она бросала ему в лицо обвинения, что жертвует ради него всем, прозябая в такой глуши, когда могла бы жить в Баие, катаясь как сыр в масле, — там нет недостатка в богатых торговцах или преуспевающих политических деятелях, которые готовы построить дом для нее. Ей ведь делали много предложений, а она бросила все, дура, чтобы последовать за ним.

— А как Клео отговаривал меня ехать сюда… Говорил, что ты поступишь со мной именно таким образом…

Ссоры обычно заканчивались тем, что открывалась бутылка шампанского и начиналась ночь