— Но ведь… — начал было Тоуд и осекся.

— Ну и рожа! — присвистнул поваренок. — Подумать только — этот урод жрал картошку, которую я мыл и помогал чистить!

— Но… — снова запротестовал Тоуд.

— Если он посмотрит на меня — мне станет плохо и я упаду в обморок или даже хуже, — заявила горничная и для пущей убедительности вцепилась в рукав Тоуда.

— Но ведь это я… — Тоуд был не в силах дольше выносить эту пытку.

Подумать только, слава, почести и овации, которые по праву принадлежали ему, достались ни за что этому жалкому шатающемуся пьянице трубочисту, оказавшемуся дерзким самозванцем. Его, это ничтожество, приветствовали сейчас аплодисментами знатнейшие люди графства, не последние в стране.

— Я должен быть на твоем месте! — не выдержав, завопил Тоуд, голос которого тотчас же утонул в поднявшемся шуме, — как-никак «великий аэронавт» сумел-таки добраться до нижней ступеньки.

И все же, может быть к счастью, кое-кто расслышал странные крики, донесшиеся из комнаты слуг. Его честь господин судья и его превосходительство господин комиссар почти одновременно обернулись и посмотрели… Тоуду, уже готовому ворваться в зал и потребовать справедливого перераспределения почестей, показалось, что посмотрели они прямо на него. Под этими ледяными бессердечными взглядами он замер, ожидая всех земных кар. А затем к этим несчастьям добавились и кары небесные, которые пообещал ему третий страшный взгляд: прямо на него (как ему показалось) уставился его светлость господин епископ.

Тут слуги, чуть не сбив Тоуда с ног, хлынули в парадный зал, что, быть может, спасло его от немедленного разоблачения. Лжеавиатор скрылся из виду за спинами восторженных обожателей, а несчастный, сокрушенный горем Тоуд направился к черному ходу. Согбенный, с трясущимися лапами и дрожащими губами, развенчанный герой пробрался через кухню, пересек комнату для мытья посуды, прошел сквозь прачечную, подобрал в прихожей сумку трубочиста и вышел во двор. Свернув за угол конюшни, он обнаружил велосипед трубочиста с привязанными к раме щетками. Не без труда взгромоздившись на столь жалкое средство передвижения, никем не замеченный Тоуд, виляя из стороны в сторону, покатил по длинной подъездной дорожке поместья и дальше, дальше, дальше — в притихший перед зимой Белый Свет.

Чудесное возвращение живого и невредимого Крота лишь на день-другой вызвало всеобщее смятение и удивление. Вскоре Река вновь оказала свое целебное, успокаивающее влияние на Рэта, Крота, а заодно с ними и на всех их друзей и знакомых.

«Уж кто-кто, но я-то точно знал, что все будет хорошо, — утверждал про себя каждый. — Я ни на миг не усомнился в том, что мистер Крот вернется рано или поздно».

Эти двое суток Кротовый тупик просто бурлил — множество зверей приходило в гости к Кроту, несмотря на вновь ухудшившуюся погоду. Начатая заупокойная трапеза перешла в веселый пир и дружескую гулянку. Продолжалось это до тех пор, пока незаметно не оскудели запасы еды и питья и не подошла к пределу способность зверья есть и пить. Мало-помалу гости стали расходиться по домам, и наконец в доме Крота остались лишь Барсук, Рэт Водяная Крыса, Племянник Крота и, разумеется, сам Крот.

— Ну что ж, — сказал Барсук, — ты, Крот, сам видишь, как все обрадовались твоему возвращению, и больше всех — мы трое. Но пришло время немного отдохнуть и поразмыслить на досуге о том, что могло бы случиться, о том, что случилось, и о том, что имеется на данный момент. Я буду очень признателен, если твой Племянник пойдет ко мне и поможет подготовить обещанное ласкам и горностаям торжественное чаепитие. Сам понимаешь, мне потребуется сообразительный и расторопный помощник, чтобы избежать возникновения неловких ситуаций, провоцировать которые так горазды эти малосимпатичные животные. Рэт, кстати, тоже наверняка соскучился по дому, — добавил Барсук, явно намекая на то, что Кроту, может быть, хочется побыть одному после стольких передряг; кому, как не ему, Барсуку, была понятна тяга к одиночеству, особенно после таких потрясений, и к тому же — сейчас, в сонную зимнюю пору.

— Если мой Племянник хочет, то пусть идет с тобой, — с некоторым облегчением сказал Крот. — Кто я такой, чтобы удерживать его? Надеюсь, он будет тебе полезен в проведении торжественного чаепития. А Рэтти, если не возражает, пусть останется еще ненадолго. Мы тут с ним приберемся, да и вообще…

Крот как-то печально обвел глазами опустевшие комнаты своего дома, только недавно полные гостей. В окнах на фоне темнеющего зимнего вечернего неба вырисовывались покачивающиеся на ветру голые, без единого листочка, ветки деревьев. До весны было еще так далеко!

— Ну да, конечно…

Барсук тотчас же понял, что Кроту просто захотелось побыть немного вдвоем со старым верным другом, поболтать с ним о том о сем, посидеть, помолчать, а уж потом хорошенько (вполне заслуженно) выспаться.

Когда Барсук и Племянник ушли, Крот и Рэт, оставшись вдвоем, едва перекинулись парой фраз. Молча убрали они остатки пиршества; впрочем, Рэт еще раньше организовал на основную уборку кроликов и делать было особенно нечего. Быстренько вычистив топку камина, Рэт заново разжег его, и, когда над Кротовым тупиком стало смеркаться, в доме Крота весело пылал уютный, согревающий тело и душу огонек.

Кроту было немножко грустно, к тому же он сильно устал. Понимая это, Рэт усадил друга в его любимое кресло и, хитро улыбаясь, сообщил, что в таком случае, в такое время и в таких обстоятельствах нет лучшего лекарства, чем горшочек легкого супчика и пара кусочков свежеиспеченного хлеба.

— Но, Рэтти, у меня же нет ни супа, ни… — У Крота почему-то навернулись на глаза слезы; почему — он и сам не знал.

— Все продумано, все подготовлено! — довольно возразил Рэт. — Сиди себе в кресле и отдыхай. Все уже приготовлено и даже подогрето. Я еще утром распорядился. А сейчас будь хорошим зверем: сиди тихо и позволь мне обслужить тебя так, как ты этого заслужил.

— Я даже… я действительно не знаю… совсем не уверен. — Крот зашмыгал носом, по его щекам потекли слезы.

Рэт, конечно, увидел слезы и услышал шмыганье, но предпочел сделать вид, что ничего не происходит, — чтобы не смущать друга.

Вдвоем, сидя у камина за маленьким столиком, они быстро управились с вкусным супом, налили себе по второй порции и вскоре уже выскребли дно горшочков корочкой теплого свежего хлеба. За все это время они не произнесли ни слова. Лишь позже вечером, уже после того как Крот немного подремал прямо в кресле, а Рэт выкурил вторую вечернюю трубку, они пододвинулись поближе к огню, отбрасывавшему на их влажные носы алые и оранжевые отблески, и мирно заговорили.

— Дружище, — сочувственно сказал Рэт, видя, что Крот все еще время от времени шмыгает носом и всхлипывает, — если у тебя есть настроение и желание, можешь рассказать мне о том, что случилось тогда на реке. Я был бы рад выслушать твою историю.

— Настроение есть… — задумчиво произнес Крот и замолчал.

— Признаюсь, я очень беспокоился о тебе, — продолжал Рэт. — Река — штука опасная. Мало кто из зверей — даже я сам — выжил бы, доведись ему провалиться под лед.

— Ну да. Я думаю, вряд ли они выплыли бы… — так же задумчиво глядя в огонь, кивнул Крот.

— Но ты сумел. Ты выплыл, выжил и вернулся домой. И нет никого на свете, кто радовался бы этому больше меня.

— Да, — снова кивнул Крот, не отводя взгляда от огня.

— Ну так?.. — Рэт оборвал себя на полуслове и запыхтел трубкой.

Крот, помолчав, ответил:

— Я не знаю, Рэтти, как мне удалось выжить. Честное слово — не знаю. Я мало что помню. Нет, сначала я спустился к реке и ступил на лед, стремясь побыстрее добраться до твоего дома. Глупо, конечно, с моей стороны. И самонадеянно. Еще глупее было не обратить внимание на предупреждение, когда лед собрался трескаться. А когда он действительно