— Убежал он, — виновато сказал Кейл.

— Самый смак, когда кофе убежит, возразил Адам. — Интересно, куда это Ли отправился?

— Может, он в своей комнате. Пойти посмотреть?

— Не стоит. Он бы отозвался.

— Папа, ты позволишь мне заняться фермой после школы?

— Ну, об этом рано говорить. А какие планы у Арона?

— Он в колледж хочет поступить. Не выдавай меня, ладно? Пусть он сам тебе сюрприз сделает.

— Хорошо, не выдам. А ты сам — разве не хочешь в колледж?

— Да я лучше на ферме… Я там прибыль сумею получить, вот увидишь! За обучение Арона заплатить хватит.

Адам отхлебнул кофе.

— Это просто замечательно с твоей стороны, — сказал он. — Не знаю, стоит ли заводить этот разговор… Нет, наверное, стоит… Я вот про Арона попросил тебя рассказать. И ты так неуклюже его хвалил, что я подумал может, ты не любишь его, может, он даже неприятен тебе?

— Да я его просто ненавидел! — выпалил Кейл. — Поэтому и задирал его по-всякому. Но это прошло, папа, правда, прошло. Никакой вражды сейчас у меня к нему нет, честное слово, и не будет. Вообще ни к кому не будет, даже к матери… — Он прикусил язык, сам удивившись своей обмолвке и холодея от ужаса.

Адам молча смотрел прямо перед собой. Потом он провел ладонью по лбу и наконец негромко произнес:

— Выходит, тебе известно о матери. — Адам не спрашивал, а размышлял.

— М-м… Да, отец, известно.

— Все?

— Все.

Адам откинулся на спинку кресла.

— А Арон — он тоже знает?

— Да нет, что ты, папа! Конечно, не знает!

— Чего ты испугался?

— Не нужно ему про такие вещи знать.

— Почему?

— Не выдержит он этого, — упавшим голосом сказал Кейл. — Он слишком неиспорченный. — Он чуть было не добавил; «Как и ты, папа», — но вовремя спохватился.

Адам выглядел усталым и растерянным. Он покачал головой.

— Кейл, слушай меня внимательно… Какая есть гарантия, что Арон не узнает? Подумай хорошенько.

— Да он такие места за милю обходит, — ответил Кейл, — не то что я.

— А если ему кто-нибудь расскажет?

— Он просто не поверит, папа. Подумает, что на нее наговаривают, да еще побьет того, кто заикнется об этом.

— Сам-то ты бывал там?

— Да, папа. Я должен был все разузнать… Вот если бы Арон поступил в колледж, — горячо продолжал Кейл, и совсем уехал из нашего города…

Адам кивнул:

— Может, это действительно неплохой выход. Но ему еще два года учиться.

— Он запросто за один год все сдаст! Он у нас головастый. Попробую подговорить его.

— А ты не головастее?

— Я в другом смысле — головастый.

Адама всего распирало от гордости за сыновей. Казалось, он вот-вот сделается размером с комнату. Лицо у него стало суровым и торжественным, голубые глаза смотрели твердо и проницательно.

— Кейл! — позвал он.

— Да, папа?

— Я верю в тебя, сын, — произнес Адам.

Отцовские слова переполняли Кейла счастьем. Он не чувствовал под собою ног. Лицо озаряла улыбка, угрюмая замкнутость все реже посещала его.

Ли быстро заметил перемену в своем воспитаннике и однажды как бы невзначай спросил:

— Ты, случаем, не влюбился?

— Влюбился? А зачем?

— Затем, — только и ответил Ли.

Потом Ли поинтересовался у Адама:

— Что это произошло с Кейлом?

— О матери узнал, — ответил Адам.

— Ах вот оно что… — Ли чувствовал себя не вправе расспрашивать. — Я предупреждал вас, что давно надо им сказать — помните?

— Помню, но это не я ему сказал. Он сам разузнал.

— Подумать только! продолжал Ли. — Не такая ведь приятная новость, чтобы напевать во время занятий и подкидывать фуражку на улице. Хорошо, а как насчет Арона?

— Вот за него я боюсь. Не хотелось бы, чтобы ему стало известно.

— Смотрите, а то поздно будет.

— Наверное, мне нужно поговорить с ним, прощупать, так сказать.

Ли подумал и заметил:

— С вами тоже что-то произошло.

— Правда? Впрочем, да, пожалуй, ты прав.

Кейл не только мурлыкал, по-быстрому разделываясь дома с уроками, и не только подкидывал и ловил фуражку, шагая по улице. Он радостно принял на себя обязанность хранить покой отца. Он и впрямь не испытывал никакой вражды к матери, однако не забывал, что именно она навлекла на отца горе и позор. Если она так поступила тогда, рассуждал он, то способна на такую же подлость и теперь. И он решил, что должен разузнать о матери все-все. Противник, которого знаешь, менее опасен, так как не застигнет врасплох.

К дому за железнодорожными путями он наведывался чаще всего вечером, но днем тоже устраивал наблюдательный пункт в бурьяне по другую сторону улицы. Он видел, как иногда из дома выходили девицы, обязательно по двое и одетые очень скромно, даже строго. Он провожал их глазами до угла, пока они не сворачивали на Кастровилльскую улицу, направляясь к Главной. Если не знать, откуда они, то никак не догадаешься, кто они такие. Впрочем, девицы интересовали Кейла меньше всего. Ему хотелось увидеть при свете дня собственную мать. В конце концов он установил, что Кейт выходит из дому каждый понедельник в половине второго.

На «отлично» сделав дополнительные задания, Кейл попросил у классного наставника разрешение не присутствовать по понедельникам на дневных занятиях. На расспросы Арона он ответил, что затеял одну штуку, сюрприз, и не имеет пока права никому ничего говорить. Арон не настаивал и, целиком занятый собой, скоро вообще обо всем позабыл.

Несколько понедельников Кейл незаметно ходил за Кейт по пятам и досконально изучил, где и когда она бывает. Маршрут ее не менялся. Начинала она с Монтсрейского окружного банка. Ее пропускали за хромированную перегородку, в хранилище, где размещались сейфы, и она проводила там минут пятнадцать — двадцать. Затем Кейт не спеша, разглядывая витрины, шла по Главной улице и заходила в «Конфекцию и Галантерею» Портера и Эрвина посмотреть новые наряды, а иногда и покупала разную мелочь — подвязки или английские булавки, вуалетку, перчатки. Примерно в четверть третьего она скрывалась в Салоне у Минни Фрэнкен и через час выходила оттуда в шелковой, завязанной под подбородком косынке, из-под которой виднелась модная завивка.

В три тридцать Кейт уже поднималась по лестнице в доме, где находились «Товары для земледельцев», и входила в приемную доктора Розена. После врачебного кабинета она заглядывала в кондитерскую к Беллу