головой, прогоняя видение. Попытался вспомнить Карла улыбающимся, вспомнить лоб без шрама — но не смог четко представить ни то, ни другое. Схватив перо, приписал:

«P. S. Карл, во мне никогда не было к тебе ненависти — несмотря ни на что. Ты мой брат, и я всегда тебя любил».

Адам сложил письмо вчетверо, с силой пригладил ногтем складки. Заклеил конверт, пристукнув кулаком.

— Ли! — крикнул он. — Эй, Ли!

Китаец заглянул в дверь.

— Ли, сколько дней идет письмо на Восток — на самки дальний, в Коннектикут?

— Не знаю, — сказал Ли. — Недели две, наверно.

Отправив это первое за десять с лишним лет письмо брату, Адам стал с нетерпением ждать ответа. Ему казалось, письмо послано уже давно. Оно еще до Сан-Франциско не добралось, а он уже громко недоумевал, обращаясь к Ли:

— Странно, что Карл молчит. Может, обижен, что я не писал. Но ведь и он не писал. Правда, он и не знал, куда писать… А может, он переехал.

— Дайте письму дойти. Дней-то прошло немного, — откликался Ли из кухни.

«А приедет Карл сюда? — спрашивал себя Адам. И буду ли я ему тут рад?» Теперь, послав письмо, Адам даже побаивался того, что Карл примет приглашение. Адаму не сиделось, не молчалось — как неугомонному ребенку. Он не давал покоя близнецам, без конца расспрашивал их о школе.

— Ну, чему вы сегодня выучились?

— Да ничему.

— Как так ничему? Учили же что-то? Читали же что-нибудь?

— Читали, отец.

— Что именно?

— Басню про кузнечика и муравьиху.

— Басня интересная.

— В той книжке есть еще интересное — как орел унес ребенка.

— Помню такое. А чем там кончилось, забыл.

— Мы еще не проходили. Только картинки смотрели.

Мальчикам тошны были эти неуклюжие попытки Адама по-отцовски приглядеть за их учением, сблизиться с сыновьями. Во время одной из таких бесед Кейл взял у отца карманный нож, надеясь, что Адам забудет и ножик останется у него. Но тут ивы по-весеннему набухли соком и стало легко снимать кору с веточки цельной трубкой. Адам, вспомнив про нож, принялся учить сыновей, как делать свистки, — а Ли еще три года назад научил их. Вдобавок ко всему Адам забыл, где и как делать в коре прорез. Свистки отказывались свистеть.

Как-то в полдень приехал Уилл Гамильтон в новеньком форде, ревущем и подскакивающем на ухабах. Уилл знай давил на газ, и двигатель зря надрывался на нижней передаче, и откидной высокий верх автомобиля трясся, как судно в бурю. Медный радиатор и престолитовый бак, укрепленный сбоку на подножке, надраенно блестели, слепя глаз.

Уилл дернул рычаг тормоза, резко выключил мотор и откинулся на кожаном сиденье. Машину тряхнуло выхлопами, ибо мотор был перегрет.

— Вот и ваш автомобиль! — воскликнул Уилл с напускным воодушевлением. Он ненавидел форды лютой ненавистью, но именно на фордах богател день ото дня.

Адам и Ли нагнулись над распахнутым капотом, и Уилл, отпыхиваясь по-толстяцки, стал объяснять им работу механизма, в котором мало смыслил сам.

Ныне трудно и вообразить, до чего непросто было тогда научиться запуску, вождению и уходу за машиной. Сложное это было искусство, и к тому же отсутствовала всякая привычка. Современная детвора впитывает с колыбели познания и навыки автомобилизма, тонкости работы двигателей внутреннего сгорания; а в те времена человек приступал к делу в темной убежденности, что машина и с места не стронется, — и порой оказывался прав. Чтобы завести современную машину, нужно всего лишь повернуть ключ зажигания и включить стартер. Все остальное совершается автоматически. В начале же века было куда сложней. Требовалась не только хорошая память, крепкие руки, ангельское терпение и неугасимая надежда, но и определенная толика колдовства, так что за пусковую рукоятку форда модели «Т» многие брались не иначе, как сплюнув и прошептав заклятие.

Уилл Гамильтон объяснил, как обращаться с фордом, затем объяснил повторно. Слушатели внимали широкоглазо, заинтересованно-чутко, как терьеры, не прерывая ни словечком, — но, в третий раз начав объяснение, Уилл понял, что толку не будет.

— Знаете что, — сказал он бодро. — Инструктаж не по моей части. Я хотел лишь предварительно, так сказать, продемонстрировать вам вашу машину. Теперь я вернусь в город, а завтра пришлю вам ее со специалистом, и от него вы в несколько минут усвоите больше, чем от меня за неделю. А я просто хотел показать вам ее.

Но Уилл уже забыл свои собственные наставления. Сколько ни пыхтел, он так и не завел мотора — и уехал в город на адамовой пролетке, заверив, что механик явится завтра же.

Назавтра близнецы остались дома, — о школе не могло быть и речи. Форд стоял высокий, отчужденно-суровый под дубом, где Уилл его оставил. Новые владельцы, окружив машину, то и дело осторожно к ней прикасались, так успокаивают прикосновением норовистую лошадь.

— Я к ней вряд ли когда-нибудь привыкну, — сказал Ли.

— Еще как привыкнешь, — сказал Адам без особой уверенности. — Скоро по всему округу станешь разъезжать.

— Понять устройство я попробую, — сказал Ли. — Но водить не стану.

Мальчики тянулись к рычагам — тронут что-нибудь и поскорей отпрянут.

— Что это за держачок, отец?

— Руками не трогай.

— А зачем он?

— Не знаю, но трогать не надо. Всякое может случиться.

— А тот дяденька не говорил, зачем он?

— Не помню, что он говорил. Отойдите от машины, мальчики, а то в школу пошлю. Слышишь, Кейл? Не открывай дверцу.

Встали они очень рано — и начали ждать. К одиннадцати часам их уже лихорадило от нетерпения. Но только к полудню приехал на пролетке механик. Он был в щегольских полуботинках с твердым квадратным коском, в модных брючках, в широком, прямого покроя пиджаке чуть не до колен. У ног его в пролетке стояла сумка с инструментом и рабочей одеждой. Ему было девятнадцать лет, он жевал табак и с трехмесячных автомобильных курсов привез безграничное и усталое презрение к роду людскому. Сплюнув на землю, он бросил вожжи китайцу.

— Уведите эту сеножевалку, — сказал он. — Как это вы не путаетесь, каким концом заводить ее в оглобли?

И сошел с пролетки, как полномочный посол выходит из президентского поезда. Окинул едко- насмешливым взглядом близнецов, холодно повернулся к Адаму.

— Надеюсь, я не опоздал к обеду, — сказал он.

Адам и Ли растерянно переглянулись. Они и позабыли про обед.

Войдя в дом, божественный пришелец морщась принял подношение бутерброды с сыром и бужениной, пирог, кофе, кусок шоколадного торта.

— Я привык к горячему обеду, — сказал он. — А пацанов советую не подпускать к машине, если она вам дорога.

Не спеша поев и посидев на крылечке, механик удалился со своей сумкой в спальню Адама. Через несколько минут он вышел оттуда в полосатом комбинезоне и белом картузике, на котором спереди красовалось «Форд».

— Так, — сказал он. — Руководство про-штун-дировали?