отчаянное положение, Гэвин с любопытством озирался по сторонам и искренне сожалел, что так мало света, и он видит лишь тени, перемещающиеся в дымном сумраке.

Откуда-то тянуло явной помойкой. В соседней палатке готовили еду.

Ботанка вышла на центральную «площадь». Изо всех нор и дыр начали высовываться любопытствующие. Неподалеку остановились два тви'лекка и родианец; все трое были вооружены. Зрители, а возможно и палачи, не спеша окружали группу.

Проныр выпихнули вперед, и теперь пилоты топтались в центре полукруга, образованного неприязненно молчащей толпой. Готал взобрался на небольшой постамент, над которым висел самодельный гонг, вооружился молотком и что есть силы ударил по металлическому диску.

В плотном воздухе повис низкий печальный звон. Даже пол под ногами завибрировал. Из тех дыр, проемов и отверстий, которые еще были свободны, высунулись настороженные мордочки, лица и рыла. Готал вновь ударил молотком, призывая местных жителей на собрание. Спустя несколько минут он ударил в третий и последний раз и опустил руку.

В наступившей тишине заурчал сервомотор. Гэвин задрал голову к невидимому потолку; оттуда медленно и печально спускался на тросе большой ящик. Из квадратных отверстий выбивался приглушенный свет. Когда летающий дом опустился на феррокритовый пол, дверь его распахнулась, и оттуда торжественно выбрался закутанный в черный потрепанный плащ деваронец. Ярко-алая кожа неприкрытой груди контрастировала с одеждой даже в местных сумерках.

Асир почтительно поклонилась.

— Дмайнель, мы привели к тебе человека. Он пришел в Невисек, чтобы смеяться над нами. Тебе нужен был гонец, мы нашли его. Пусть передаст послание Империи.

На пожелтевших от времени рогах деваронца играли разноцветные блики. Краснокожий гуманоид крепко взял Гэвина за подбородок сухими сильными пальцами, развернул лицом к себе. Когти больно впились в кожу, Гэвин дернулся, но не стал вырываться. Наоборот, пряча страх, мальчишка уставился прямо в желтые глаза деваронца. Тот хмыкнул, разжал лапу и сделал шаг назад.

— Ты мудро выбрала, Асир. Он молод и привлекателен по их стандартам. Его тело скажет им все, что нам нужно, и даже больше того.

— Вот что верно, то верно, — мощный, хорошо поставленный голос Навары Вена раскатился над притихшей толпой. — Они уяснят, что превосходят нас в каждой мелочи.

— Ты еще кто?

Тви'лекк вопрос проигнорировал, он был слишком поглощен укладыванием лекку вокруг шеи. Ботанка оскалилась.

— Эти пятеро были с человеком.

Дмайнель скукожил и без того морщинистое лицо.

— Вы — его друзья?

— Именно, — согласился Навара, на короткий миг отвлекаясь от своего занятия. — И гордимся тем фактом. Я знаком с этим достойным юношей уже шесть стандартных месяцев и считаю его лучшим другом, который у меня мог когда-либо быть.

Деваронец задумчиво скрестил на груди руки.

— Редко кто среди нас так открыто признается в дружбе с ханжой и изувером.

— Докажите мне, что он — изувер, и я, может быть, разделю вашу точку зрения, уважаемый.

Асир оскалилась. Клыки были великолепны — голубовато-белые и очень острые.

— Он отказался танцевать со мной.

— Разумеется, как я мог запамятовать? — тви'лекк развел руки, демонстрируя в благожелательнейшей улыбке иголочки острых зубов. — Наипервейший признак ханжи — отказ танцевать. А что, если бы я отказал вам? Вы и меня тоже назвали бы ханжой?

— Ты был с ней.

— Да, с человеческой женщиной, — Навара неторопливо склонил голову. Все присутствующие зачарованно следили за плавным покачиванием его лекку. — Так вы признаете, что у меня могла быть причина отказать вам?

Асир нервно пригладила мех.

— Да, — буркнула она. — Могла быть.

— Но возможно, что у этого человека тоже была причина вам отказать?

— Была. Он — ханжа. Расист.

— Моя дорогая, вы делаете заключение, которое не поддерживается ни одним доказательством, — опять тот же широкий завораживающий жест. — Разве не может быть других причин для отказа? Может быть, он плохой танцор. Может быть, у него есть любимая, которая далеко отсюда. Может быть, у него аллергия на шерсть ботанов.

Асир вытянула указующий перст на готала.

— Но Мнор Нха сказал, что человек почувствовал облегчение, когда я отошла. Ему стало гораздо легче, оттого что ему не пришлось до меня дотрагиваться, и что его не увидели рядом со мной.

— Она говорит правду, Дмайнель, — подтвердил готал. — Я почувствовал именно это.

Навара выпрямился во весь рост, а он никогда не был коротышкой и почти навис над готалом.

— Скажите мне, Мнор Нха, вы столь же явно почувствовали облегчение этого человека, когда штурмовик отошел от нашего стола?

Готал замялся.

— Да.

— Итак, когда угроза миновала, человек почувствовал облегчение. Никто из нас не станет настаивать на том предполагаемом факте, что облегчение этот человек почувствовал не потому, что отпала необходимость танцевать со штурмовиком, и не потому, что он постеснялся показаться в обществе в компании со штурмовиком. Пусть даже и офицером. Такую интерпретацию фактов мы все признаем абсурдной, — Навара опять повернулся к Асир, очаровательно улыбаясь. — Может ли быть, милая Асир Сей'лар, что этот человек почувствовал в вас такую же угрозу, как в имперском штурмовике?

— Я — не имперский солдат, — гордо вскинула голову ботанка.

— Этого я не говорил. Но суть угрозы, наличие которой предположил в вас этот мальчик, аналогична той угрозе, что исходила от штурмовика. Имя этой угрозе — внезапный и необоснованный интерес к его персоне. Рассмотрим подборку фактов. Мой друг молод, а вы прекрасны. Вы приблизились. Вы смутили его. Вы выразили к нему свой интерес и были настойчивы. Вы заставили его сердце биться чаще. Вы ясно дали понять, что видите в нем те достоинства, которых, по собственному мнению, он лишен. Этим вы, без сомнения, его насторожили. Он начал волноваться. С психологической точки зрения, для него ваш уход означал, что вы никогда не испытаете разочарование, которое несомненно постигло бы вас, когда бы вы обнаружили, что он не похож на тот образ, что родился в ваших мыслях. Совершенно естественно, что он испытал облегчение.

Гэвин отчаянно закивал: да, да, так оно все и было! И вдруг с изумлением заметил, как многие зрители тоже кивают в знак согласия. Навара умело оперировал фактами. Он сказал правду, но не всю правду… может быть, небольшая ложь проскочит довеском? Гэвин, конечно, был молод, но не настолько наивен, чтобы думать, будто среди собравшихся нет имперского информатора.

— Он испугался меня? — лиловые глаза Асир превратились в щелочки. — Чушь! Как можно подумать, что я могу кому-нибудь угрожать?

— Действительно, как? — Навара недоуменно нахмурил безбровое лицо. — Наверное, этот юноша — единственный в Галактике, кто не слышал о доблестных ботанах, которые пожертвовали собой, чтобы доставить повстанцам известия о второй Звезде Смерти… Действительно, разве мог он счесть угрозой представителя расы, которая столь явно приложила свою руку к смерти Императора? Нет, разумеется, нет, вы правы, моя дорогая, такое — абсолютно невероятно, — адвокат выдержал длинную паузу, которую никто не нарушил. — Вопрос надо было поставить иначе, уважаемая. Почему он считает вас или меня… или любого из нас угрозой? Может быть, потому что его здесь приговаривают к смерти по столь пустячному поводу? Может быть, потому что мы напоминаем ему Империю, которую вы все так ненавидите? Может быть, вас легко перепутать с Империей?

— Абсурд!