- Что за величие! Какая мощь! Какая красота! - потрясенный от восторга, восклицал маленький доктор, любуясь океаном и, казалось, в эту минуту забывший, что океан - в то же время и стихийный зверь.
- Только держитесь крепче, Федор Федорыч, смоет! - окрикнул 'мичманенок', тоже восхищенный океаном.
XXI
На третий день шторм, казалось, усилился.
'Воин' начинал изнемогать в непосильной борьбе.
Волны чаще врывались и дольше застаивались на палубе. Заливаемый ими нос тяжелее поднимался. Крейсер плохо слушался руля и безумно метался, словно в агонии.
В девятом часу утра 'мичманенок', посланный старшим офицером узнать, как в трюме вода, видимо взволнованный, поднялся на мостик.
Считая ненужным доложить сперва Алексею Ивановичу, который добросовестно мерз на мостике, безмолвно предоставив распоряжаться всем старшему офицеру, Ариаднин сказал Артемьеву, что вода в трюме прибывает.
- На помпы! - в рупор крикнул старший офицер.
Безнадежный ужас охватил всех. Никто не трогался. Смерть, казалось, неминуема.
- На помпы! - повторил Артемьев и бросился вниз.
Его чуть было не смыло. Удержали матросы.
- На помпы, живо! Или не хотите спастись? - бешено крикнул Артемьев.
Ариаднин уж был тут и повел с собою матросов.
Через несколько минут помпы работали.
Артемьев уж был на мостике.
Возбужденный опасностью, он почувствовал в себе необыкновенный подъем духа и стал 'рыцарем на час'. Он забыл обо всем, все личное казалось ему таким ничтожным и мелким... Он один теперь ответствен перед всеми. Он должен ободрить и спасти людей. И весь он охвачен одною только мыслью: бороться до последней минуты.
Алексей Иванович уже мысленно простился с близкими и, уверенный в смерти, с бесстрашием покорности смотрел на близкие волны и почему-то сбросил с себя шубу, подхваченную ветром в океан, и думал, что должен исполнить долг до конца: умереть на людях не трусом - командиром.
Последние минуты, казалось, наступали...
'Воин' лег на бок... Волны набросились...
- Руби грот-мачту! Руби, братцы! - гаркнул в рупор Артемьев. И был уж у мачты вместе с доктором, старшим штурманом и несколькими матросами.
Несколько ударов топора, и мачта за бортом...
Крейсер поднялся... Все глаза устремились на Артемьева, как на спасителя.
Помпы работали... Разводили пары...
Отчаяние сменялось надеждой, надежда отчаянием... 'Воин' еще метался на волнах.
Шторм затихал... Но положение 'Воина' было отчаянное... Несмотря на усиленную работу помп, вода не убывала. Напротив, постепенно прибывала.
Еще четыре часа, и вода зальет крейсер.
Стали стрелять из орудий, извещая о бедствии.
Так прошло два часа. Надежды уже не было ни у кого. Матросы бросили помпы и взобрались на мачты...
- Судно! - вдруг раздался чей-то голос.
По крейсеру раздалось 'ура!'.
К 'Воину' летел под парусами трехмачтовый пузатый китобой под американским флагом.
На 'Воине' крестились. Некоторые плакали. Два матросика безумно хохотали.
Через час все погибающие были на китобое. И только что китобой отошел, 'Воин' уже исчез в океане.
Спасенных привезли во Владивосток.
Командира, старшего офицера и старшего штурмана предали морскому суду за гибель 'Воина'.
Все были оправданы. Алексей Иванович, не пожалев своего самолюбия, заявил на суде, что только старшему офицеру люди обязаны спасением.
О панике, бывшей на военном судне, никто не сказал.
После суда капитану и всем офицерам разрешено было вернуться в Петербург.
Артемьев уже узнал, что 'великолепная Варвара' выходит замуж за товарища министра Нельмина.
Но море заставило Артемьева другими глазами взглянуть и на себя, и на увлечение 'великолепной Варварой', и на ее лживость, и на многое другое. И он возвращался домой, благодарный морю и счастливый, что жив.
ПРИМЕЧАНИЯ
'БЕРЕГ' И МОРЕ
Впервые - в газете 'Русские ведомости', 1902, №№ 204, 207, 213, 229, 239, 271, 276.
П.Еремин
