смело спорить против привычного послушания.
Вдобавок он вспомнил, что 'умница Бетси' высказала весьма основательные причины высшего соображения, требующие строгого выговора начальника эскадры старшему офицеру. Припомнил и несколько раз повторенные адмиральшей слова, которые, верно, 'энергичный Парм' (так звала наедине адмиральша Пармена Степановича) захочет сказать Артемьеву...
И брови адмирала вдруг нахмурились, а лицо приняло глубокомысленно-серьезный вид.
Адмирал спустился в капитанскую каюту.
- Прикажите, Алексей Иванович, послать ко мне старшего офицера.
Капитан поднялся наверх и встревоженно шепнул Артемьеву:
- Идите к адмиралу, Александр Петрович. Главное, не перебивайте его и тому подобное...
XV
Ни в позе, ни в лице Артемьева не было ни преувеличенной почтительности, ни открытого радостного выражения, ни 'приятной' боязливости, одним словом, не было того, что особенно нравилось в подчиненном Трилистникову, как и многим начальникам...
В официальной сдержанности и в спокойствии старшего офицера адмиралу, 'подвинченному' адмиральшей, уже показалось что-то независимое и даже дерзкое.
'Того и гляди, нарвешься на дерзость', - подумал Пармен Степанович.
Вот почему адмирал не решился 'разнести вдребезги' Артемьева, как обещал своей Бетси. Трилистников, хоть и имел вид нахохлившегося петуха, но не особенно повысил голос, когда значительно и серьезно начал:
- До моего сведения дошло, что вы, господин Артемьев, почему-то нашли нужным... да-с, нашли уместным... обратиться с речью к нижним чинам... Вы особенно старались... именно особенно старались... разъяснить им их права и...
Адмирал на секунду остановился и наморщил лоб, словно припоминая хорошо выученный урок.
- Старший офицер обязан поддерживать дисциплину... возбуждает дух матросов, а не... не восстановлять их против офицеров. Такие речи...
- Позвольте, ваше превосходительство! - перебил Артемьев, возмущенный таким нелепым обвинением.
- Прошу не перебивать-с! - воскликнул адмирал.
И смолк, точно потерял окончание строгого выговора, подсказанное адмиральшей.
Сконфуженный и, казалось, струсивший, он еще более хмурил брови и старался принять еще более глубокомысленный вид человека, придумывающего что-то умное и значительное.
Так прошла долгая пауза.
Наконец Пармен Степанович, еще более понижая голос, проговорил свою импровизацию:
- Именно высшие соображения вынуждают меня обратить ваше серьезное внимание на дисциплину. Надо поддерживать наш русский дух. Внушать матросу беспредельное доверие к начальству... А между тем русский моряк - и приказываете нижним чинам жаловаться из-за всякого пустяка... Прошу вас не вводить новых порядков... Прошу и приказываю! Можете теперь дать объяснение...
- Я буду просить ваше превосходительство назначить форменное следствие...
Адмирал не ждал такой реплики.
- Как? Что-с? Зачем-с? - с изумлением и растерянностью спросил он.
- Если обвинения вашего превосходительства подтвердятся, я должен быть предан суду...
- Да что вы, Александр Петрович. Какой суд!.. Я хотел по-отечески, келейно предупредить... Понимаете... Эти сведения...
- Это - просто скверные сплетни, ваше превосходительство... И на основании их ваше превосходительство делаете выговор... Прошу следствия.
Пармен Степанович сообразил, что сведения, полученные Бетси, в самом деле могут быть неверными. Дойдет до Берендеева... Скандал...
Адмирал совсем струсил. И почти заискивающе сказал:
- Ну, что вы, Александр Петрович. Ну, положим, погорячился... Так прошу, Александр Петрович, извинить...
'А ну тебя к черту!' - подумал Артемьев, взглядывая на испуганное лицо Трилистникова. И тотчас же поймал себя на малодушии и трусливости, когда сказал:
- Извольте. Я не подниму истории, ваше превосходительство!
- И отлично!.. К чему скандал? Прошу, Александр Петрович, забыть выговор... Я был введен в заблуждение... Понимаете ли... Его как бы не было! - говорил Трилистников, протягивая руку.
Он крикнул вестового и велел ему попросить капитана.
- Вот, Алексей Иваныч, и разъяснилось недоразумение с Александром Петровичем. Он вполне убедил меня, что у вас превосходный старший офицер...
С этими словами все они вышли наверх.
Снова команда и офицеры были во фронте. Снова адмирал 'с шиком' благодарил 'молодцов', благодарил капитана, старшего офицера и офицеров, и уехал на 'Олег'.
- Видно, не перебивали адмирала, Александр Петрович? - весело спрашивал капитан.
- Нет... И хороши эти сплетники, которые подслуживаются адмиральшам!
- А что?
Артемьев рассказал о выговоре адмирала.
Возмутился и Алексей Иванович. А все-таки обрадовался, что все так 'благополучно окончилось'.
- А, конечно, насплетничал Непобедный. Он первый сплетник при Марфе Посаднице. Еще вчера вечером ездил на 'Олег'. Значит, к адмиральше.
- Не сомневаюсь. Он и аллегорию разводил насчет меня в кают-компании. Хорош фрукт! Ну и нравы, Алексей Иваныч! - промолвил Артемьев.
Он чувствовал себя отвратительно.
В то же время адмиральша спрашивала мужа в его кабинете:
- Ну что, Парм?
- Разнес, Бетси.
- А он?
- Он... Он оправдывался. Говорил, что все сплетни...
- А ты?
- Ну, конечно...
- Что конечно?
- Оборвал...
- А он?
- Он... Он, Бетси, кажется, не так виноват...
- Это почему?
- Обиделся... Прошу, говорит, формального следствия...
- Ну?..
- Ну, к чему следствие. Я... я... сказал, что если захочу, то прикажу назначить следствие.
- И ты еще извинился, пожалуй.
- Ничего подобного. И знаешь ли что, Бетси?
- Что?
- Не наврал ли Непобедный про речь?..
- А знаешь, что я тебе скажу, Пармен Степаныч?
- Что, Бетси? - смущенно спросил адмирал, словно бы заранее ожидая неприятности.
- Ты - дурак.
- Вот ты всегда недовольна. И непременно скажешь неприятность.
- Да как же!? - раздраженно воскликнула Елизавета Григорьевна. И, понижая голос, чтобы никто не слышал ее 'бенефисов', она продолжала: Невежа Артемьев преднамеренно оскорбил твою жену, жену своего начальника. Ты знаешь?.. Я не хотела, чтобы ты за это преследовал его. Но его во всяком случае неприличная речь матросам требовала строгого выговора. Ты, кажется, вполне со мною согласился. Непобедный не мог так наврать. И ты даже не сумел сделать выговора. Я-то стараюсь. Облегчаю тебя. А
