мимо первых изваяний, мимо тёмных щелей склепов…

Мёртвая тишина. И по-прежнему чуть касается лба холодная эльфья ладошка.

Фесс миновал первые гробницы. Потрескавшаяся красноватая глина, стены покрыты полустёртыми рисунками, какими-то письменами. Линии кривые, изломанные, острые, точно когти, углы пересечены блёкло-алыми линиями – легко представить, сколь красны они были, когда над этой стеной работал художник много-много лет назад…

Почему скамары так боялись идти сюда? Смелые и решительные люди – вдруг оробели? Понятно, это место недобро, но… пока что он, Фесс, идёт свободно. Никаких тебе костяков, ничего. Тишина, жара – конечно, неприятно, всякое может примерещиться, но… Ради золота скамары способны схватиться и с самим Сфайратом, прознай они только о нём.

Шёпот за спиной. В тупой тишине он прозвучал громче грома, первым разорвав зловещее молчание. Фесс резко повернулся – ничего. Никого. Мёртвые могилы недвижны. Ни звука больше, ветра нет. Статуи на постаментах пялятся в песок. Город мёртвых мёртв, это точно.

И тем не менее Фесс ощущал чужое присутствие. Салладорцы не зря пытались подобрать ключи к этому месту. Оно таило Силу, вот только он, Фесс, постарался бы, будь его воля, не приближаться к ней на тысячу поприщ.

Рука сама собой поползла к сумке. Там, в накрепко затянутом ремнями кармане, он всё это время носил чёрный томик рокового сочинения Салладорца, полученный от гномьей волшебницы. И что-то подсказывало Фессу, что пришло время если не пустить это в ход, то по крайней мере заглянуть в эти страницы. Уж слишком необычно всё тут.

Погоди, – остановил он себя. – Всегда успеешь. Пока что с тобой не случилось ничего страшного. Идёшь себе – вот и иди. Во всяком случае, доберись до центра.

Он оставил за спиной уже два или три «квартала». Шорох повторился несколько раз, но, как Фесс ни старался, никакой «слежки» он не обнаружил, и все навыки воина Серой Лиги были здесь бессильны.

Мало-помалу склепы вокруг него становились древнее, поверхность была так иссечена трещинами, что разобрать изображённое на них стало практически невозможно.

Фесс как раз задумался, не пора ли заглянуть в один из склепов, когда его взгляд упал на странным образом совершенно целый, сохранившийся в неприкосновенности кусок стены. Его явно защищало какое-то заклятье, наложенное во времена более древние, чем возник сам царственный Эбин. Некромант уже успел углубиться в лабиринт склепов, здешним постройкам было не меньше тысячи лет, а то и поболее.

Кэр Лаэда остановился перед стеной.

Непонятно, кто наложил это заклятье, такое стойкое, продержавшееся все эти века, непонятно, зачем он это сделал – потому что открывшееся Фессу зрелище выглядело более чем неприглядно.

На гладкой, словно только что высохшей глине Фесс увидел искусно выписанную сцену – вереницы человеческих фигурок, бредущих с шести сторон к центру, где возвышалась странная скала красного цвета, цвета запёкшейся крови. На вершине её застыла, воздев руки, фигура, громадная, раз в десять больше остальных изображённых на картине. Собственно говоря, это ещё ни о чем не говорило – правители любили, чтобы их запечатлевали в образах великанов, в то время как подданные представлялись настоящими пигмеями; однако на сей раз художник изобразил не древнего властителя – из-под его кисти появилось шестирукое чудище, сжимавшее в одной паре рук два меча, в другой – средней – два скребка и, наконец, в нижней паре рук великан держал пару широких чаш. Мечи рубили покорно двигавшихся навстречу смерти маленьких человечков, скребки заняты были сбрасыванием искрошенных останков в чаши. Шестирукое чудище стояло лицом к зрителю, и Фесс невольно вздрогнул – столь отвратительные, отталкивающие черты не приснились бы и в дурном сне. Художник, похоже, специально раздул голову, стараясь не упустить ни одной, даже мельчайшей чёрточки. И получилась шишковатая, бугристая голова, шесть глаз, протянувшихся поясом от уха до уха, какие-то змеевидные отростки, торчащие из щёк, от уголков рта. Жуткая ухмылка, с которой монстр взирал на собственную кровавую работу, ввела бы в трепет самого приснопамятного отца Этлау.

Что всё это значит? Фессу никогда не приходилось слышать о таких страшилищах. Вивлиофики ордосской Академии хранили молчание. Впрочем, он не мог утверждать, что прочёл каждый труд по древней монстрологии. Не исключено, что более современные компиляции просто упустили этот момент…

Но какое отношение имеет эта картина к этому могильнику? Пусть даже некогда какой-то могущественный чародей потратил немало сил, чтобы уберечь её от губительного времени?

Или это предупреждение? Что один из таких монстров погребён где-то здесь? Такая мысль напрашивалась сама собой. Что ж, увидим…

Фесс двинулся дальше. Он миновал ещё три или четыре «квартала», когда ему попалась вторая картина, также прекрасно сохранившаяся. И вот тут, как следует вглядевшись, вздрогнул уже не Фесс – вздрогнул Кэр Лаэда.

Знакомое уже шестирукое чудище изображено было вместе с ещё двумя: одно из них, такого же роста, более чем походило на великана-дуотта, второе…

Второе выглядело точь-в-точь как та крылатая тварь, памятная Фессу ещё по склепу в подземельях Кутула!

Некромант замер, словно поражённый громом. Какая связь между Мельином и Эвиалом? Чьи руки выковали эту чудовищную цепь? Когда и почему встали в один строй дуотты, крылатый ужас Мельина и это неведомое шестирукое страшилище? Когда это случилось? Войны Быка и Волка? Быть может, память о тех годах покрыта мраком кровавых туманов. Кто сумел сохранить здесь эти изображения? И если, как предполагает он, Фесс, весь этот могильник расположен вокруг гробницы того шестирукого кошмара – то кто нарисовал эти картины9 И что они – предостережение живым или просто часть древних погребальных ритуалов?..

Он присмотрелся к гробнице с картиной. Ничего особенного, низкая глинобитная постройка без окон, с узкой щелью входа, куда надо протискиваться боком.

Против обычая всех и всяческих народов, вход в склеп заложен не был. Однако края щели покрывали царапины, оставленные словно пятипалой когтистой лапой. Словно кто-то отчаянно пытался удержаться на поверхности, в то время как другие силы неумолимо затаскивали его во тьму погребального покоя. Конечно, следы можно было истолковать и иначе: кто-то рвался на волю из тесного и тёмного склепа, пытаясь превозмочь сопротивление затаившихся в глубине склепа неведомых врагов.

Осенённый внезапной догадкой, Фесс бегом бросился назад, по пути торопливо осмотрев входы в другие склепы.

Задыхаясь, он остановился перед первой картиной с шестируким чудовищем.

Так и есть – те же следы когтей вдоль краёв входного проёма. Следы, которых не было ни на одной «обычной» гробнице.

Что всё это значит?!..

Медленным шагом, восстанавливая дыхание, он вновь отправился вперёд. По всем канонам некромантии он просто обязан был сейчас осмотреть оба склепа, для сравнения зайти в несколько «простых» – однако Фесс чувствовал, что именно этого-то как раз и не следует делать. Ни в коем случае. Магия этого места, похоже, была посильнее всех заклятий современной некромантии. Во всяком случае, пока он, Фесс, не увидит собственными глазами, что таится в сердце этого города мёртвых.

Он ожидал найти впереди величественную гробницу, храм или что-то вроде этого. Не исключено, что здесь – могила какого-то великого мага прошлого, не исключено, что он был из расы дуоттов.

Гробницы стали совсем древними. Даже самый беглый взгляд позволял определить, что здесь, в глубине некрополя, склепы были самое меньшее на две-три тысячи лет древнее окраинных. Священная традиция выдерживалась веками, десятками веков… и все эти века салладорцы – или те, кто жил здесь до них, – свято хранили тайну. Маги Ордоса так и не дознались об этом чуде – впрочем, и неудивительно, – будучи настолько поглощены своей борьбою с Западной Тьмой.

Однако, когда Фесс добрался до самого сердца города мёртвых, его взору открылась совершенно иная картина.

Казавшиеся бесконечными ряды глиняных гробниц кончались, уступая место широкой круглой площади. Всю её выстилал камень, неправдоподобно гладкий, словно и его тоже защищало неведомое заклинание. Каменные плиты пригнаны были друг к другу настолько плотно, что невозможно было различить ни одного