возбужденный до последней степени ее близостью, ее ароматом, вкусом ее рта, с такой готовностью раскрывшегося ему навстречу. Вот для чего он ее искал, вот зачем пришел сюда. Он изголодался по ней, он жаждал ее.
Под тонким шелком он ощущал изгибы ее тела, не защищенные корсетом. Рука скользнула под сари, нащупала хрупкие гибкие позвонки. Она вся как бабочка, одновременно и хрупкая, и сильная.
Восставшая плоть рвалась из туго облегающих панталон. Это напомнило ему о том, что он в ответе не только за себя самого, но и за нее тоже. Он отпустил ее, чуть отодвинулся назад. Заговорил срывающимся голосом:
– Этого нельзя делать, Мэриан. Я заявляю, что никогда не причиню тебе вреда, и тут же совершаю такое, что может иметь последствия, выходящие далеко за пределы удовольствий одной ночи.
Он встал, подал ей руку. Она легко поднялась на ноги, не пытаясь скрыть охватившего ее желания. Чувственное влечение, зародившееся с самого начала, словно пульсировало между ними, не отпуская, мощное, непреодолимое. Доминику казалось, будто его разрывают на части. Рациональной, трезвой частью своего существа он сознавал, что это безумие, в то время как кровью, сердцем, мышцами, кожей, всей своей плотью ощущал, что в этой любви и нежности не может быть ничего плохого.
Ароматный дым наполнил помещение, туманя мозг. Что, черт возьми, такое в этом фимиаме? Нет, надо уходить, пока не поздно! Он наклонился к крышке люка, отодвинул засов, потянул за ручку. Крышка не поднималась. Он потянул еще раз. Никакого результата.
Он заметил замочную скважину. Мэриан, вероятно, закрыла люк и на засов, и на ключ, желая надежнее защитить свое уединение. А может быть, она догадалась, что он появится, и решила закрыть ему путь к отступлению? Затуманенный мозг не мог ответить на этот вопрос.
Он поднялся на ноги. Можно ведь уйти тем же путем, что и пришел, – через окно, хотя это рискованно, можно сломать себе шею… У окна стояла Мэриан, преграждая ему путь. Не сводя с него глаз, она медленно расстегнула золотую брошь, скреплявшую сари на плече. Отбросила брошь, взялась за свободный конец сари. Словно загипнотизированный, он стоял неподвижно, глядя, как разматывается шелковая ткань. В мертвой тишине слышалось лишь позвякивание ее сережек и его хриплое дыхание. С каждой секундой все явственнее проглядывало тело. Богиня, выточенная из слоновой кости, более прекрасная, чем может вообразить простой смертный.
Последний слой шелка с чувственным шелестом соскользнул на пол, к ее ногам. Теперь ее окутывали только мерцающие волосы. На теле остались лишь украшения и будоражащие воображение узоры менди. Они обрисовывали грудь, лоно… расширяясь, поднимались к бедрам. Да может ли хоть один мужчина противостоять такой немыслимой красоте, да еще в сочетании с желанием, которого он не мог не видеть в ее глазах! Теперь он не сомневался в том, что она ждала его и подготовилась к этой встрече.
Два шага, и ее обнаженное тело коснулось его. Он попытался было отступить… и утонул в страстном поцелуе.
Сопротивление рухнуло. Он лихорадочно ласкал ее, кровь стучала в висках с такой силой, что он едва почувствовал, как ее руки вцепились в его рубашку, едва заметил, как с него сорвали одежду. Почувствовал лишь, когда обнаженная плоть прижалась к обнаженной плоти. Колени подогнулись, дыхание с трудом вырывалось из груди. С торжествующим смехом она потянула его на пол, покрытый толстым пушистым ковром. Глаза ее затуманились дымкой страсти. «La Belle Dame Sans Merci»… безжалостная красавица, способная похитить мужское сердце да еще вызвать в нем благодарность за это.
Он опустился на пол. Губы его жадно блуждали по ее телу, от нежной шеи до выпуклостей груди. Руки гладили мягкий изгиб живота. Она начала напевать какую-то задумчивую, насыщенную чувствами мелодию, сначала едва слышно – так, что он решил, будто ему показалось, – потом, по мере того как его ласки становились все более откровенными, звук все усиливался, пока он не почувствовал, как вибрирует ее грудь.
Этот звук наконец прорвался в его затуманенный страстью мозг, напомнив о чем-то еще более существенном, чем накал желания. Он поднял голову.
– Скажи мне что-нибудь, Мэриан, – проговорил хрипло
Подчерненные ресницы взлетели вверх, открыв затуманенные страстью глаза необыкновенного зеленого цвета, однако песня не перешла в слова. Он просунул руку между ее бедер. Они с готовностью раздвинулись. Он стал нежно ласкать влажные, чувствительные, скрытые внутри складки женской плоти. Она содрогнулась. Мелодия затихла. Она ловила ртом воздух.
Ее ничем не сдерживаемой страсти невозможно противостоять. И все же… Доминика будто током пронзило. На него снизошло внезапное прозрение. Если сейчас Мэриан удовлетворит свою страсть, не обнаружив себя, может случиться, что всю оставшуюся жизнь она так и проведет, замкнувшись в своем особом мире, не допуская туда никого. Желание – вот самое мощное оружие, которым он может воспользоваться для того, чтобы вызвать к жизни все возможности этой сложной восхитительной натуры. – Ну пожалуйста, произнеси мое имя. Или хотя бы одно только слово «да».
Она закрыла глаза, отвергая его настойчивую мольбу. Ногти ее вонзились ему в спину.
Он мысленно обозвал себя круглым идиотом, однако хрипло сказал:
– Я не буду продолжать, пока не услышу твой голос. Если ты мне не доверяешь, мы не можем быть вместе.
Ни слова в ответ. Лишь беспокойные, сводящие с ума движения рук.
Он оторвался от нее. С огромным усилием приподнялся на одной руке. С настоящей физической болью смотрел на нее сверху вниз. Такая желанная, такая прекрасная. Мечта его сердца. Притягательная и опасная, как сказочная фея Китса.
– Прости, любовь моя, – еле слышно прошептал он. – Мне очень жаль.
Он начал медленно подниматься. Пока еще есть силы, надо попытаться это сделать.
Глава 25
Ее глаза широко раскрылись. Она не поверила своим ушам. Нет, он не может сейчас остановиться! Она просто сгорит!
Ореол вокруг его головы полыхал пурпурным цветом жаркой страсти, однако он поднялся на ноги. Он действительно собирается ее оставить… Нет, этого она не вынесет. Она не может позволить ему уйти, она должна удержать его, пусть даже ценой утраты своего мирка, защищавшего ее столько лет.
В отчаянии она схватила его за руку.
– Нет! – С помощью пения ей удалось в течение стольких лет сохранить голос. Но губы с трудом произносили слова.
Она заговорила, запинаясь после каждого слова: – Пожалуйста… не… уходи.
В одно мгновение выражение его лица изменилось.
– О Мэриан! Любовь моя!
Он схватил ее в объятия, покрывая жгучими поцелуями. Ласки его доводили ее до безумия. Бедра ее лихорадочно двигались словно сами по себе. Она почувствовала, что больше не выдержит. Все тело сотрясали судороги.
Он крепко прижимал ее к себе. Ей казалось, что она скатывается куда-то… где никогда раньше не бывала. Он проник между ее бедер. Она открыла глаза, упиваясь его лицом, впитывая его в себя. До чего же он хорош! И какой широкоплечий, мускулистый. Тело украшают ее менди. Наконец-то, наконец она нашла свою пару.
Резкие морщинки вокруг его глаз говорили о том, как трудно ему двигаться медленно, неторопливо, не ворваться в нее резкими толчками, подобно взбесившемуся жеребцу. Она изогнула спину, облегчая ему путь, впуская его в себя. Так вот в чем разница между человеком и животными! В этой нежности, еще более мощной и оглушительной, чем страсть…
Он заполнил ее всю. Он словно растянул ее плоть. Неожиданное, даже пугающее ощущение… но и приятное тоже. Вот этой прожигающей, опаляющей близости она и жаждала больше всего. Когда два тела, растворяясь в огне страсти, будто тают, сливаются в одно. И еще – появляется непреодолимая, страстная потребное и, отдать столько же, сколько получил.
Они двигались в бешеном ритме. Мэриан с изумлением почувствовала новый прилив желания. Ренбурн задохнулся, начал мощными движениями входить в нее, не владея собой. Тела их, извиваясь, катаясь по
