кипит, из-за этого и нарушается душевное равновесие.

Они шли по тускло освещенному коридору. Несмотря на безукоризненную чистоту, воздух был затхлым, несвежим.

У одной из дверей Крейторн остановился и указал на небольшое окошко, позволяющее заглянуть внутрь:

– Пациенты должны научиться самоконтролю. Вот одна из режимных комнат.

Доминик отодвинул заслонку с окошка и заглянул внутрь. Безупречно чистая, абсолютно пустая комната. На деревянном стуле, привинченном к полу, сидел крупный мужчина с низко опущенной головой. Вся его поза выражала крайнее отчаяние. Доминик увидел, что он привязан к стулу. Кровь застыла у него в жилах.

– Вы всегда привязываете пациентов?

– Мистер Инок – один из самых трудных пациентов. Большую часть времени проводит в режимной комнате. Мне кажется, он уже начал понимать, что за плохим поведением неизбежно следует наказание, тогда как хорошее поведение вознаграждается. Страх благотворно действует на воспитание самодисциплины. Со временем наказывать его понадобится все реже.

Доминик представил себе Мэриан привязанной К стулу. Все внутри у него перевернулось.

– Подходят ли такие методы для хрупкой, нежной девушки?

– Для женщин обычно достаточно наркотиков и укрепляющих средств. Однако в некоторых случаях приходится их обуздывать. Но в отличие от других клиник я никогда не позволяю приковывать пациентов цепями, даже самых буйных.

Вот, значит, в чем заключается прогресс… Если эта клиника считается прогрессивной, на что же тогда похожи обычные дома для умалишенных! Крейторн пошел дальше по коридору.

– Там, в другом конце, у нас комната с ледяной ванной. Лед каждую зиму доставляют из Шотландии, чтобы обеспечить необходимый запас. Это обходится недешево, но, уверяю вас, лорд Максвелл, мы не останавливаемся перед затратами, если это необходимо для лечения наших пациентов.

Тишину коридора прорезал оглушительный треск, за которым последовал громкий поток непристойных ругательств. Крейторн пробормотал сквозь зубы какое-то проклятие и устремился вперед.

– У мистера Джонса очередной приступ бешенства. Когда вы его увидите, поймете, что их необходимо обуздывать.

С другого конца коридора уже бежали трое здоровенных мужчин, одетых в серое. Один из них – по- видимому, главный – отпер своим ключом комнату мистера Джонса. Доминик хотел было последовать за ними – ему не терпелось узнать, что там происходит, – но доктор Крейторн остановил его:

– Не надо. Это небезопасно.

Доминик заглянул через открытую дверь. Да эта комната скорее похожа на тюремную камеру, чем на спальню! В ней ничего нет, кроме кушетки, да и та, оказывается, привинчена к полу.

Мистер Джонс, на удивление маленького роста, сумел оторвать кушетку от пола и теперь размахивал ею, как оружием, хриплым голосом выкрикивая грязные ругательства. С диким ревом набросился он на санитаров. Двоим удалось увернуться, третий оказался прижат к стене. Страшный удар кушеткой по ребрам свалил его на пол. Он закричал от боли. Прежде чем Джонс успел замахнуться еще раз, двое других санитаров повалили его на пол. Им это далось нелегко, несмотря на превосходство в численности и габаритах. Последовала борьба, во время которой Крейторн исчез на несколько секунд и вернулся с грубой парусиновой смирительной рубашкой. С искусством, которое достигается многолетней практикой, санитары набросили рубашку Джонсу через голову и стянули руки. Потом главный санитар заткнул ему рот платком, чем и остановил поток ругательств. Ему завязали рот, подняли на ноги и увели.

– Его повели в другую режимную комнату, – начал объяснять Крейторн. – Мне казалось, курс ледяных ванн пошел ему на пользу, но это серьезное ухудшение.

Третий санитар с перекошенным от боли лицом с трудом поднялся на ноги и заковылял к двери.

– Он мне, наверное, все ребра переломал, сэр.

– Да, вам досталось. – Крейторн озабоченно смотрел на санитара. – Идите в лазарет. Когда покажу лорду Максвеллу клинику, я осмотрю вас.

Доминик последовал за доктором, вконец подавленный сценой безумия. Крейторн открыл следующую дверь.

– Мужчины у нас содержатся в западном крыле, женщины – в восточном. Мы строго следим за тем, чтобы они не встречались. В женском отделении работают санитары только женского пола. В Блэйднэме еще ни разу не случалось таких отвратительных скандалов, как в других клиниках.

Доминик не сразу сообразил, что доктор имеет в виду те нашумевшие случаи, когда пациенты-мужчины насиловали женщин и те даже беременели. Более того, иногда насильниками оказывались санитары. Представить себе невозможно, что с душевнобольными вроде Мэриан могут обращаться подобным образом.

Первая камера оказалась пустой. Из следующей доносились звуки, выражавшие безнадежное отчаяние. Доминик заглянул в окошко. Растрепанная женщина сидела, скорчившись, в углу, обхватив руками колени, раскачиваясь вперед и назад, и рыдала так горько, что ангелы, казалось, заплакали бы вместе с ней.

С застывшим лицом Доминик закрыл окошко.

– Что с ней?

– У миссис Уикер было несколько выкидышей. Лишь первого ребенка ей удалось доносить, но он умер сразу же после рождения. В прошлом году она стала совершенно безумной.

«Ничего удивительного, – подумал Доминик. – Но что же представляет собой ее муж, заставивший ее столько страдать?»

– Как вы ее лечите?

– Пиявки к вискам, чтобы снять дурное настроение. Очищение организма с помощью слабительных. Еженедельные кровопускания. У нее уже несколько недель не было приступов буйства.

Ледяные ванны. Смирительные рубашки. Пиявки и слабительное. Ничего удивительного, что Эмуорт и слышать не хочет о том, чтобы отправить сюда Мэриан. Даже если бы врачи могли гарантировать полное выздоровление, вряд ли он, Доминик, решился бы подвергнуть ее такому лечению.

– Многие ли из ваших пациентов возвращаются домой здоровыми?

– Такие случаи бывают. Наиболее успешно идет лечение у женщин, страдающих меланхолией. Со временем, возможно, медицина научится излечивать все душевные расстройства, но я не думаю, что доживу до этого.

По крайней мере он честен. И все равно ни за что бы Доминик не доверил Мэриан заботам этого человека. Никакой меланхолией она не страдает. Напротив, она вся как солнечный свет. Временами как легкий шквал. Но уж никак не унылый дождь.

– Вы их все время держите взаперти?

– Прогулки по саду – одна из привилегий, которой мы их поощряем за хорошее поведение. Пойдемте, я вам покажу.

После мрачных картин, которые он только что увидел, эти слова прозвучали вдохновляюще. Сам сад, однако, произвел на Доминика удручающее впечатление – тропинки, усыпанные гравием, несколько крохотных лужаек и кустарников, скамейки, вот и все. Вероятно, доктор считает цветочные клумбы чересчур возбуждающими.

Высокие каменные стены заканчивались наверху острыми, изогнутыми внутрь пиками. Если эта считается одной из самых прогрессивных клиник в Англии, то лучше сразу умереть, чем когда-либо попасть сюда.

Доктор проследил за его взглядом:

– Никто из наших пациентов еще ни разу не пытался бежать. В деревне нас считают самыми спокойными соседями.

В дальнем конце сада две крупные женщины в сером по пятам следовали за двумя пациентками. Через некоторое время они повернулись и направились в сторону дома. Доминик успел заметить глаза той, что постарше, слева. Она смотрела совершенно пустым взглядом, мимо него. В глазах другой, напряженно смотревшей прямо на него, что-то промелькнуло. Довольно молодая, высокая, с густыми черными волосами и выразительными чертами лица… При других обстоятельствах ее можно было бы назвать даже красивой.