После того как Приам от меча погиб, и пылает
Троя, и кровью не раз орошался берег дарданский?
Так не бывать же тому! Пусть славы мне не прибавит
Женщине месть, – недостойна хвалы такая победа, —
Я стяжаю хвалу, и сладко будет наполнить
Душу мщенья огнем и прах моих близких насытить'.
Мысли такие в уме, ослепленном гневом, кипели,
Вдруг (очам никогда так ясно она не являлась)
Встала передо мной во всем величье богини,
Точно такая, какой ее небожители видят.
Руку мою удержала она и молвила слово:
'Что за страшная боль подстрекает безудержный гнев твой?
Что не посмотришь сперва, где отец, удрученный годами,
Брошен тобой, и живы ль еще супруга Креуса,
Мальчик Асканий? Ведь их окружили греков отряды!
Если б моя не была им надежной защитой забота,
Нет, не спартанки краса Тиндариды, тебе ненавистной,
И не Парис, обвиненный во всем, – лишь богов беспощадность,
Только она опрокинула мощь и величие Трои.
Сын мой, взгляни: я рассею туман, что сейчас омрачает
Все застилает вокруг. Молю: материнских приказов
Ты не страшись и советам моим безотказно последуй.
Там, где повержены в прах громады башен, где глыбы
Сброшены с глыб и дым клубится, смешанный с пылью, —
Город весь он крушит и срывает его с оснований.
Тут Юнона, заняв ворота Скейские468 первой,
Яростным пылом полна и мечом опоясана, кличет
Войско от кораблей.
Села, эгидой блестя, головой Горгоны пугая.469
Сам Отец укрепляет дух данайцев, и силы
Им придает, и богов возбуждает против дарданцев.
Бегством спасайся, мой сын, покинь сраженья! С тобою
Вымолвив, скрылась она в непроглядном сумраке ночи;
Я же воочью узрел богов, Илиону враждебных,
Грозные лики во тьме.
Весь перед взором моим Илион горящий простерся.
Будто с вершины горы, беспощадным подрублен железом,
Ясень старый, когда, чередуя все чаще удары
Острых секир, земледельцы его повергнуть стремятся,
Он же стоит до поры, и трепещущей кроной качает,
Стоном рушится вниз, от родного хребта отрываясь.
Вниз я бегу и, богиней ведом, средь врагов и пожаров
Двигаюсь в путь: пропускают меня огонь и оружье.
Но лишь только достиг я порогов гнезда родового,
В горы кого унести всех прежде желал я, – родитель
Мне говорит, что не хочет он жить после гибели Трои,
Чтобы изгнанье сносить: 'У вас не тронула старость
Крови, и силы крепки, и тела выносливы ваши,
Если бы век мой продлить небожителям было угодно,
Это жилище они б сохранили. Довольно однажды
Город взятый узреть,470 пережить паденье отчизны!
Здесь положите меня, здесь проститесь со мной и бегите!
Ради добычи убьет. Мне лишиться гробницы не страшно!471
Слишком уж я зажился, ненавистный богам, бесполезный,
С той поры как родитель богов и людей повелитель
Молнией дунул в меня472 и огнем коснулся небесным'.
Я взмолился в слезах, и со мной Креуса, Асканий, —
Весь наш дом отца умолял, чтобы всех не губил он
Вместе с собой и гнетущему нас не способствовал року.
Все мольбы он отверг и стоял на том, что замыслил.
Был ли выход иной у меня, иное решенье?
'Мог ты подумать и впрямь, что, покинув тебя, убегу я?
Как с родительских уст сорвалось нечестивое слово?
Если угодно богам до конца истребить этот город,
Гибель прибавить свою и потомков своих, то для смерти
Дверь открыта: ведь Пирр, Приамовой залитый кровью,
Сына пред взором отца и отца в святилище губит.
Мать всеблагая! Так вот для чего сквозь пламя, сквозь копья
Чтоб на глазах у меня и отец, и сын, и Креуса
Пали мертвыми здесь, обагряя кровью друг друга!
Мужи, несите мечи! Последний рассвет побежденных
Ныне зовет! Отпустите меня к врагам и позвольте
Вновь надеваю доспех, и снова щит прикрепляю
К левой руке, и опять поспешаю из дому в битву,
Но на пороге меня удержала жена, припадая
С плачем к коленям моим и Юла к отцу протянувши:
Если ж, оружье подняв, на него возлагаешь надежды, —
Раньше наш дом защити! На кого покидаешь ты Юла,
Старца-отца и меня, которую звал ты супругой?'
Так причитала она, чертог оглашая стенаньем.
