Всю следующую неделю огненные круги продолжали застилать глаза Николаса, но только по ночам. Доктор, осмотревший его, сказал, что это напоминает отравление алкалоидами белладонны. Пришлось Николасу несколько дней посидеть дома, не выходить на работу — все время кружилась голова, а стоило ему сесть в машину, как руки начинали дрожать и немели ноги. Врач упорно подозревал отравление.

Я навещал Николаса ежедневно. Однажды я пришел, а он сидит и рассматривает бутылочки с витаминами, в том числе огромный флакон с витамином С.

— Ты что это? — спросил я.

Бледный и взволнованный, Николас объяснил, что он пытается по-своему вывести токсин из организма: прочитал в каком-то справочнике, что растворенные в воде витамины — отличное мочегонное; проглотив достаточное количество витаминов, он таким образом избавится от разноцветных огненных кругов, которые мучили его по ночам.

— Ты вообще спишь?

— Нет, — признался Николас. — Совсем не могу.

Он ставил на прикроватную тумбочку радио, рассчитывая, что тихий монотонный рок поможет заснуть. Однако через несколько часов музыка приобретала грозное, зловещее звучание, а слова абсурдно изменялись, и приемник приходилось выключать.

Врач теперь валил все беды на повышенное кровяное давление; также он намекал на прием наркотиков. Но Николас не сидел на игле, не закатывал колеса и не курил дурь, в этом я был уверен.

— А если я в конце концов и засыпаю, — дрожащим голосом жаловался Николас, — то меня мучают страшные кошмары.

Об одном он мне рассказал. Во сне Николас был заперт в крошечной клетке под Колизеем; в небе кружили огромные летучие ящеры. Ящеры сразу же заметили его присутствие под Колизеем, ринулись вниз и стали ломать дверь клетки. Беспомощный Николас мог лишь шипеть им в ответ; судя по всему, он был каким-то маленьким млекопитающим. От сна его пробудила Рэйчел, но он, с открытыми глазами, еще долго продолжал яростно шипеть, высунув язык. А затем, чуть придя в себя, путаясь и то и дело сбиваясь, рассказал ей историю о том, как кот Чарли вел его к пещере, в которой они живут. Затравленным взором окинув спальню, Николас стал жалобно причитать, что Чарли пропал; как он теперь, слепой, найдет дорогу без кота?

После этого случая приемник по ночам безмятежно играл тихий рок. Пока однажды радио не заговорило — в оскорбительной и грозной форме.

— Николас-фигиколас! — прозвучал голос популярной певицы, чей последний хит широко тогда шел. — Слушай, Николас-фигиколас! Ты никчемная тварь, и ты умрешь! Умрешь, умрешь, умрешь!

Ник вскочил на кровати, резко придя в себя. Радио действительно с ним говорило, и голос действительно напоминал известную певицу, но именно напоминал: это была имитация — слишком металлическая, слишком искусственная. Да и не стала бы певица такое говорить, а если бы и стала, то такое не передавали бы по радио. К тому же слова были адресованы именно ему.

С тех пор Николас никогда не включал радио на ночь.

Днем он принимал все большие и большие дозы витаминов, особенно витамина С, а по ночам лежал, не в силах заснуть, терзаемый страшными мыслями, причем перед глазами все время мельтешили ослепительные огненные круги, практически лишая его зрения. «Что, если сейчас произойдет какой-нибудь несчастный случай? — спрашивал он себя. — Что, если заболеет Джонни? Кто тогда отвезет его к врачу?» Да что там отвезет!.. Если сейчас вдруг загорится дом, вряд ли Николас сумеет выбраться наружу.

Как-то вечером соседка из квартиры напротив попросила его проверить предохранители. Они вместе сошли по ступенькам, но когда она побежала ответить на телефон, Ник долго блуждал в темноте, захлебываясь от беспомощности и страха, пока наконец на выручку не пришла Рэйчел.

В конце концов он обратился к психиатру. Тот диагностировал некую манию и прописал курс карбоната лития. Так что Николас вместе со своими витаминами стал принимать еще и таблетки лития. Напуганный и растерянный, он уединился в спальне, не желая никого видеть.

Затем произошла следующая трагедия: воспалилась десна у зуба мудрости. Николасу пришлось срочно назначить встречу с доктором Кошем, лучшим стоматологом центральной части округа Орандж. Общий наркоз явился для него манной небесной; впервые за три недели он полностью вырубился. Николас пришел домой в отличном настроении, потом новокаин перестал действовать, и во всей челюсти вспыхнула боль. Ночью боль стала такой сильной, что огненные круги поневоле забылись. Утром Николас первым делом позвонил доктору Кошу и слезно взмолился о болеутоляющем.

— А разве я не дал вам рецепт? — рассеянно отозвался доктор Кош. — Сейчас позвоню в аптеку, и вам принесут. Будете принимать «Дарвон-Н»; зуб очень глубоко врос, нам надо… ну, разворотить челюсть, чтобы вытащить остатки зуба.

Ожидая посыльного, Николас сидел, зажав между челюстями пакетик с теплым чаем.

Наконец в дверь позвонили.

Буквально одурманенный болью, Николас добрел до двери и открыл ее. На пороге стояла девушка с длинными иссиня-черными волосами и в белоснежной одежде. На шее у нее было ожерелье — золотая рыбка на тонкой золотой цепочке. Николас зачарованно, будто в гипнотическом трансе, смотрел на ожерелье, не в силах вымолвить ни слова.

— Восемь сорок два, — сказала девушка.

Николас, протянув ей десятку, спросил:

— Что… что у вас за ожерелье?

— Древний знак, — ответила девушка, левой рукой указывая на золотую рыбку. — Его использовали ранние христиане.

Николас, зажав пакетик с лекарством, проводил девушку взглядом. Так он и стоял на пороге, пока Рэйчел не вывела его из транса, легонько хлопнув по плечу.

Лекарство помогло, и через несколько дней Николас вроде бы пришел в норму. Но челюсть, разумеется, давала о себе знать, и он оставался в постели. К счастью, после визита к доктору Кошу огненные круги перед глазами исчезли.

— У меня к тебе просьба, — сказал как-то Николас жене, когда та собиралась в магазин. — Ты не могла бы купить свечей — ну, как в католических церквях — и стеклянный подсвечник, и то и другое белого цвета?

— Зачем они тебе? — удивилась Рэйчел.

— Понятия не имею, — чистосердечно признался Николас. — Наверное, для моего излечения. Мне нужно поправиться. — Он стал намного спокойнее в те дни, но еще был очень слаб после операции. Однако испуга в нем не чувствовалось; страх и растерянность, отчаяние и затравленность, читавшиеся прежде в его глазах, наконец ушли.

— Как у тебя со зрением? — спросил я, заглянув к нему вечером.

— Все в порядке. — Николас одетый лежал на постели; на столике рядом с ним горела свеча.

Я закрыл дверь спальни, и тогда Николас произнес, глядя в потолок:

— Фил, я в самом деле слышал, как радио снова и снова говорило «Николас-фигиколас». Я единственный, кто это слышал. И я знаю, знаю совершенно точно, что ничего такого быть не могло. Но все же этот голос до сих пор звучит у меня в голове — неторопливый, убедительный… Так ведут гипнотическое внушение. Понимаешь? Меня программировали на смерть. Голос демона, нечеловеческий голос. Должно быть, я много раз слышал его во сне, только не запоминал. Если бы не бессонница…

— Ты же сам сказал, — перебил я, — это невозможно.

— Технически такое осуществимо. Установи слабенький передатчик, к примеру, в соседней квартире, и тогда его сигнал буду принимать только я. Или передавай сигнал на мой приемник с проходящего спутника.

— Со спутника?

— Да у нас сплошь и рядом нелегально забивают радио— и телепередачи! Обычно материал подается на подсознательном уровне, а тут они что-то напортачили, и я проснулся, что определенно было