рассчитывать?

— Моя пловелит, — уверенно пообещал Айзенкопф. — Мудлый Кун-цзы [73] сказала: «Хочешь убить клыса — убей ее тли лаза».

— Вот-вот. Мудрый Кун-цзы прав. — Контрразведчик посерьезнел. — Ну а теперь шутки в сторону. Вы получите от меня самые точные данные, все необходимые инструкции. За приятной беседой время пролетит быстро. Не заметим, как ночь наступит. А там попьем чайку, и, как у вас говорится, Godspeed [74].

в один из дворов университетского квартала, тихо пофыркивая мотором, въехал мотоциклет с коляской и уверенно подкатил к неприметному флигелю, что стоял сбоку от ярко освещенного Музея нового человечества.

«Институт, граждане диверсанты, находится под землей, на смежной с музеем территории. Флигелек не более чем прикрытие. Под ним двухэтажный бункер. На минус первом уровне работают рядовые сотрудники, их ночью не будет. Минус второй уровень предназначен для одного Громова. Он попадает на службу прямиком через подземный гараж, который тоже расположен на этаже «минус 2». Но туда вы не полезете, потому что ворота гаража без шума не открыть, а проникнуть через Музей невозможно — слишком много охраны. Придется вам идти долгим, кружным путем, через проходную Института. Именно так попадают на работу обычные сотрудники. Ночью в проходной дежурят четыре охранника. С ними надо действовать вот как…»

Из коляски мотоцикла вылез человек в шлеме и кожаном пальто. На плече у него висел планшет на длинном ремешке. Еще двое остались в седлах.

Вокруг было тихо и безлюдно. Моросил мелкий дождь.

Человек с планшетом подошел к двери, которая была подсвечена тусклой лампочкой, и позвонил в массивную дверь. Она осталась закрытой, но внутри что-то пискнуло.

Тогда кожаный наклонился к филенке, в которую был вмонтирован микрофон.

— Пакет от товарища Картусова. Должны были протелефонировать.

— Фамилию назови, — проскрипела филенка.

— Курьер Курманбаев.

Дверь с тихим щелканьем приоткрылась.

Курьер вошел и быстро оглядел помещение раскосыми азиатскими глазами.

В проходной горел яркий свет, который не просачивался наружу, потому что металлические жалюзи были плотно закрыты. Довольно просторную комнату делил пополам деревянный барьер с дверцей. Проходная как проходная: голые стены с портретами вождей, стол с ободранной клеенкой, на столе телефон. Только ночных вахтеров многовато — четверо. И все как на подбор рослые, крепкие, в ладно подогнанной форме. Один сидел за столом, трое стояли у него за спиной, у каждого на поясе одинаковая кобура. «Маузер К-96» [75], отметил курьер Курманбаев, 20-зарядный. Серьезное оружие.

— Чего это вы втроем? — спросил сидящий. Из этого следовало, что хоть жалюзи и закрыты, но вести наблюдение за двором это не мешает.

— Новая инструкция. Повышенные меры безопасности. Курьеру кроме водителя положен сопровождающий.

Старший кивнул, новшество его не удивило.

— Давай пакет. Запишу.

Он раскрыл книгу, а Курманбаев полез в планшет, но хлопнул себя по лбу.

— Я же его за пазуху перепрятал, чтоб дождиком не подмочило…

Расстегнул свое широкое пальто, но вместо пакета вытащил оттуда пистолет-пулемет Томпсона [76] с какой-то блямбой, прикрученной к стволу.

«Оружие использовать только американского производства. Будете уходить — бросите, как говорится, на месте злодеяния».

Дуло хищно заплевалось огнем и дымом, пули полетели вкривь и вкось, дырявя стены и мебель. Но очередь была такая щедрая, что хватило и на чекистов. Старшего швырнуло на пол вместе со стулом, остальные трое тоже были буквально изрешечены. Но курьеру этого показалось мало. Он переключил свое оружие в режим одиночных выстрелов и аккуратно прострелил каждому из упавших голову. Скуластое лицо педанта не выражало никаких эмоций. Выстрелы были негромкие, похожие на сочные плевки: плюм, плюм, плюм, плюм.

Закончив свою кровавую работу, убийца нажал на столе кнопку. Входная дверь, щелкнув, приотворилась. В проходную быстро вошли двое остальных седоков мотоциклета, мужчина и женщина, причем он налегке, а она с тяжелым ранцем за спиной.

— Боже! — женщина зажала нос.

В комнате пахло порохом, кровью и потрохами.

Мужчина, морщась, оглядел трупы.

— Зачем было тратить столько патронов, Курт?

— Попробовали бы сами палить из «томсона» с глушителем! Будто газон из шланга поливаешь. Эта штука годится только для чикагских гангстеров!

Мужчины разговаривали, а женщина времени не теряла. Она вынула из ранца полевой телефон [77], подключила его к пульту коммутатора и повесила себе через плечо катушку.

— Связь есть, — доложила она.

«Из проходной спуститесь по лестнице на один уровень».

— Туда, — показал Норд на дверь, расположенную напротив входа.

Они гуськом спустились по бетонной лестнице: впереди Курт, на ходу вставлявший в автомат новый диск, вторым — Гальтон с «кольтом» в руке, сзади Зоя, на боку у которой крутилась катушка, отматывая телефонный провод.

Длинный коридор, залитый ровным светом ламп; по обе стороны — двери с номерами.

«На минус первом ночью никого нет, двери кабинетов и лабораторий заперты. Нужно пройти до конца. Там еще одна лестница…»

— Я первый, здесь охраны нет.

Доктор обогнал Айзенкопфа, посмотрел на часы. Ноль девятнадцать. Еще одиннадцать минут, можно не торопиться. Почему бы не посмотреть, как выглядит какая-нибудь из лабораторий.

— Можете открыть? — спросил он биохимика, остановившись наугад у одной из дверей.

Курт повозился с замком секунд десять, повернул ручку.

— Прошу.

За дверью находилась комната, вся выложенная белоснежным кафелем. Столы блеснули в луче фонарика полированными металлическими поверхностями. На одном из них был установлен громоздкий аппарат непонятного назначения. Гальтон подошел, осветил табличку с угловатыми готическими буковками.

— А, это и есть знаменитый электрический супермикротом, — сказал Айзенкопф. — Наш, германский прибор. Позволяет делать срезы толщиной в один микрон. Изготовлен в единственном экземпляре по спецзаказу Москвы. Стоил двести тысяч рейхсмарок! Его используют для препарирования мозгового вещества.

— Говорите, в единственном экземпляре?

Гальтон поднял револьвер, к стволу которого был прикручен глушитель, и разрядил в супермикротом весь барабан. Двести тысяч рейхсмарок жалобно звякнули, разлетелись снопом золотых искр.

— Идем, пора спускаться на минус второй.

«В ноль тридцать вы должны быть у дверей минус второго уровня. Пока не позвоню, ничего не