а у тебя, оказывается, уже отпечатанный на машинке список! Не человек, а голая кибернетика! Может, еще дашь вопросник, тиснутый типографским способом?
— Дам, — спокойно сказал Гард, — хотя и не типографским. Ведь каждый из нас возьмет по пятьдесят адресов. Нам необходимо задавать идентичные вопросы, чтобы иметь ответы, поддающиеся систематизации. Сними копию с экземпляра Таратуры.
Через пятнадцать минут они вышли из кабинета, сели в разные машины и растворились в потоке транспорта, несущегося по улицам города неизвестно куда.
Честер, правда, успел позвонить Линде.
— Дорогая, — сказал он елейным голосом, — твой любимый супруг впрягся в новую телегу и отправился на поиски миллионного клада, из которого он выделит тебе крупную долю, достаточную для того, чтобы купить прелестные босоножки. Не волнуйся, дорогая, и поцелуй Майкла.
Затем Честер спешно повесил трубку, чтобы не слышать любезного ответа супруги.
22 мая в 11 утра сенатор Вильям Доббс обнаружил на сиденье своей машины записку следующего содержания:
«Отключите полицию. Доставьте пятьсот тысяч кларков в шестой от угла автомат на улице Арендайк 23 мая к двенадцати часам дня. Ваша дочь будет передана в двенадцать тридцать вашей жене на углу Спитройса и Сендидайк. В случае нарушения условий или слежки за нами полиции Ут будет уничтожена.
Через полчаса Центральная картотека полицейского управления дала справку о том, что почерк писавшего записку по уголовному, политическому и превентивному каталогу не значится. Еще через пятнадцать минут экспертиза установила, что чернила соответствуют марке «Роджерс», изготовляемой фирмой «Роджерс и внук», наиболее популярной у покупателей. Что касается бумаги, то она была типа ПТА-75, производства фирмы «Понти-Тэри-Айк», и употреблялась большинством гимназий и университетов страны. Кусок был вырван из тетради.
Районы города, прилегающие к названным в записке улицам, были немедленно взяты под усиленный надзор переодетой полиции.
Вечером 22 мая, когда Гард вернулся к себе в кабинет, ему позвонил Дитрих и передал точное содержание записки, полученной сенатором Доббсом.
Гард с нетерпением ожидал своих помощников.
Первым приехал Честер, чрезвычайно возбужденный сведениями, полученными от пятидесяти несчастных родителей. Потом появился Таратура. Узнав от Гарда о записке и мерах, принятых полицией, Таратура сказал:
— Дураки. На улице Арендайк никогда не было и нет автоматов…
Поздно вечером Гард позвонил по внутреннему телефону Карлу Кервальду, руководителю кибернетической лаборатории:
— Карл, мне срочно нужна ваша помощь!
Кервальд спустился лифтом на пятый этаж со своего одиннадцатого, почти бегом миновал два коридора и, несколько запыхавшись, возник на пороге гардовского кабинета.
— Что случилось, Гард?
Они знали друг друга уже лет десять.
— Пустяк, — сказал Гард, — но даже он должен оставаться между нами.
— Фу, черт! — с облегчением выдохнул Кервальд. — У вас был такой голос, что я решил спасать вас от смерти.
— Почти так, Карл, — сказал комиссар. — Только не меня. Детей.
Коротко объяснив ситуацию. Гард изложил просьбу: как можно быстрее обработать с помощью компьютера данные, полученные в течение минувшего дня им самим и его помощниками. Какие данные? Пожалуйста: возраст детей, наиболее посещаемые ими места, материальное положение родителей, время кражи, способ кражи, место кражи, размер выкупа — всего около тридцати вопросов.
— Через полчаса вам будет не поздно? — спросил Кервальд. — Тогда я пошел.
Часы показывали пятнадцать минут первого.
В половине первого ночи сенатору Доббсу была доставлена телеграмма, состоящая из одного слова: «Шутка».
Джин Моргинс на всякий случай арестовал почтальона и немедленно сообщил текст телеграммы комиссару Вутсу.
Элементарным исследованием было установлено, что телеграмму приняло агентство СПИП (Срочно Передаем и Принимаем), а специальный наряд полиции, перевернув свежий архив СПИПа, нашел оригинал. Он был написан тем же почерком, что и записка «Благожелатель».
Вутс после некоторых колебаний все же принял решение позвонить Воннелу. Министр тут же поднял на ноги членов Комитета по розыску. На экстренном совещании, состоявшемся в два ночи и длившемся ровно сорок семь минут, было принято решение: 1. Считать записку «Благожелателя» шуткой и не реагировать на нее. 2. Наблюдение за племянником сенатора Набелем прекратить, о чем доложить сенатору Доббсу для его душевного успокоения. 3. Взять под неусыпный контроль все телеграфные и почтовые агентства страны.
В 2 часа 50 минут Воннел поручил своему помощнику передать телефонограмму секретарю Дорона, который, в свою очередь, выполняя ранее отданное приказание генерала, тут же продублировал сообщение Вутса комиссару Гарду.
— Я же говорил, — спокойно заметил Таратура, когда вся троица познакомилась с событиями последних трех часов.
Без четверти два ночи Карл Кервальд положил перед Гардом данные — вытяжку из перфокарт.
Оказалось, что возраст бесследно исчезнувших ста сорока девяти детей колеблется от трех до шести лет. Материальное положение родителей самое разное: вероятно, это обстоятельство не было решающим для кражи. Размер выкупа был произвольным, причем вовсе не соответствующим реальным возможностям семей. Следовательно, выкуп тоже не был главной целью рэкетиров, но что тогда было их целью? Способ кражи оказался настолько разнообразным, что ни о какой специфике и особом почерке преступников говорить не приходилось. Очевидно, рэкетиры исходили из конкретной обстановки, а потому пользовались разными методами. Так же обстояло дело со временем кражи — все 24 часа в сутки. А крали детей — Боже, откуда только их не крали! С улицы, из квартир, из туалетов и даже прямо из рук родителей, предварительно оглушив несчастных тяжелыми предметами.
Увы, все эти сведения не давали никакого ключа к поиску, хотя любимый учитель Гарда, известный сыщик Альфред-дав-Купер, частенько повторял: «Отсутствие ключа уже есть ключ!»
Зато неожиданно выяснилось одно обстоятельство, на которое ни Честер, ни Таратура, ни даже Гард не рас — считывали: словно сговорившись, родители в один голос заявили о том, что за сутки, за неделю или за две до исчезновения детей они побывали с ними либо в модной игротеке «Крути, малыш!», либо стригли ребятишек в парикмахерской «Пуся и K°». Точнее говоря, из ста сорока девяти ребят сто семь были в игротеке и все сто сорок девять — в парикмахерской.
— Потрясающе! — воскликнул Честер, ударив по плечу Таратуру. — Теперь преступники в наших руках!
— Умерь свои восторги, — заметил комиссар. — Ты удивляешься так, как будто узнал, что все дети выступали в варьете «Огнеметы любви» или у всех у них поголовно бабушки живут в Тегеране. Было бы странным, если бы они никогда не бывали в игротеке… Скажи мне, пожалуйста, как часто вы с Линдой стрижете Майкла?
— Скажи спасибо, — ответил Фред, — что Линда моет его хотя бы раз в неделю.
Таратура, как всегда, громко расхохотался.
