разделавшись с зачинщиками и главарями одним ударом, пока внимание общественности отвлечено, — и члены Тайного совета с видимым одобрением встретили эти слова Дорона.
Провозгласив все это, генерал сел, весьма довольный собой, и нельзя сказать, что он был так уж не уверен в окончательном решении совета. Он понимал, что каждый из присутствующих взвешивает сейчас возможность либо ограничить генерала в дальнейшей работе над проектом «Космос», либо отстранить его вовсе, — но нет, на это они не пойдут! — либо дать ему карт-бланш, правда под неусыпным контролем Тайного совета.
Высший орган власти никогда никому не позволял возвыситься над остальными хоть на мгновение и хотя бы на один миллиметр, но он, как правило, не допускал и понижений…
«Гард! — вдруг выстрелило из глубины дороновского сознания, но генерал тут же себя успокоил. — А что, собственно. Гард? Условия соблюдены: купол цел, синие живы… Подумаешь, Гард! Пусть теперь он живет в напряжении, ожидая, когда и как я с ним рассчитаюсь!..»
От автора
— Дэвид, — сказал я Гарду, — как ты относишься к тому, что я опубликовал эту рукопись? Правда, дело уже сделано.
Он пожал плечами.
— Ответь мне прямо, — настаивал я.
— Хорошо, — сказал он, подумав, — отвечу тебе прямо. Меня, как ты знаешь, меньше всего беспокоит моя собственная персона, хотя у тебя и получилось, что в этой печальной истории я проявил свою полную профессиональную несостоятельность.
— Отнюдь!.. — начал было я, но он перебил.
— Не возражай. Я знаю, что говорю. Но меня волнует другое: что ты хотел сказать своей книгой?
— Я хотел сказать, — ответил я, как прилежный ученик отвечает урок учителю, — что народ не имеет права отказываться добровольно от решительных действий. Что изменять нашу жизнь надо здесь, на Земле, а не искать свое счастье на Марсе. И что в нашем обществе, где власть принадлежит горстке миллионеров, надо быть бдительными: достижения науки могут быть использованы в самых уродливых формах…
— И по всему этому, — прервал меня Гард, — ты решил наступить читателю на ногу и еще извиниться за это?
Я промолчал.
— Ну ладно, — сказал он, чуть успокоившись. — Разбередил ты старые раны, потревожил память добрых людей…
Он закурил, надолго задумался, я не мешал ему. Потом он неожиданно произнес:
— Прошло время, дорогой мой друг, и еще пройдет, а время не только лечит, оно, как известно, крадет годы даже у Бога.
— Бога нет, — сказал я. — И надо рассчитывать на себя. Только на себя! Ты понимаешь это, Дэвид?
