продукт» — репатриация около 4000 человек в месяц.
В демократическом обществе деятельность Сохнута в принципе не должна встречать возражения. Вместе с тем очевидно, что — опять же в принципе — эта деятельность, как и деятельность любой иностранной структуры на территории России, не должна быть бесконтрольной, не должна осуществляться вне установленных законом организационно-правовых рамок.
Не знаю, — сообщал я в Москву, — есть ли эти рамки сегодня и каковы они. Но точно знаю, что в начале своей деятельности Сохнут предпочитал не замечать их. «Сохнут, — пишет Б. Гур, стоявший у истоков отдела России и СНГ, — внедрился в Россию в 1989 году и сумел вписаться в некую нишу благодаря децентрализации и полной неясности в вопросе о том, что разрешено и что запрещено… Играть на децентрализации было для меня делом не простым: ведь все предыдущие годы меня учили, что в СССР ничего невозможно сделать, минуя Москву». Сохнут, как мне представляется, и по сей день успешно минует всякого рода контрольные процедуры и действует в «режиме автономии», который пока и не снился Арафату. Из здешних разговоров складывается такое впечатление, что количество степеней свободы у эмиссаров Сохнута устанавливается ими самими. Я подчеркивал: мы, кажется, усвоили, что каждый человек вправе жить в той стране, где он хочет жить, и поскольку Сохнут помогает евреям реализовать это право, его деятельность соответствует принципам демократического правосознания. Но кроме принципов важна еще мера. Мера, которую. Сохнут, на мой взгляд, нарушает. Что противоречит интересам России.
В общем, полагало посольство, теперь, когда жизнь настоятельно требует формирования правового порядка, когда еврейские общины России постепенно встают на ноги, прежние вольности Сохнута становятся анахронизмом. Пришло время, избегая конфронтационных заявлений, резких, грубых движений, четко обозначить правовой статус и поле деятельности Сохнута.
Москва действовала в привычной манере. Никакой реакции не последовало. Так что не знаю, какую роль в последующем развитии событий сыграли мои советы. Одно могу сказать точно: совет не делать резких, грубых движений был игнорирован. Мы действовали в том же ключе, как милиционеры в Шереметьево.
3 апреля 1996 года Министерство юстиции РФ разослало во все российские города и веси бумагу, где говорилось:
«Ставим вас в известность, что Министерством юстиции РФ распоряжением № 19-47-22-96 от 2 апреля 1996 года отменена регистрация представительства Еврейского агентства для Израиля («Сохнут») в Москве, поскольку представительство не является юридическим лицом и его деятельность не отвечает требованиям действующего законодательства России». Руководителям органов юстиции на местах предписывалось принять меры к «аннулированию» положений (уставов) отделений Сохнута и уполномоченных Сохнута и к «прекращению их деятельности».
Но только на следующий день Минюст направил уведомление об отмене регистрации Директору представительства Еврейского агентства для Израиля X.Чеслеру. Ему сообщалось, что «представительство считается прекратившим свою деятельность». Одновременно предлагалось «привести деятельность представляемой Вами организации на территории России в соответствие с законодательством страны пребывания».
Русскоязычная пресса встретила новость из Москвы нервно. Заголовки: «Примаков в действии!», «Россия указывает Сохнуту на дверь». Вместе с тем можно было прочитать и следующее:
«Не исключено, — писала Ривка Рабинович во «Времени», — что и сам Израиль немножко виноват. Очень уж бурную деятельность он и зарубежные еврейские организации развили в России. Читая о школах, семинарах, летних молодежных лагерях, о деятельности Сохнута и «Натива», о проникновении в глубинку, вплоть до Камчатки, в поисках евреев — потенциальных олим, я, признаюсь, не раз подумывала про себя: долго ли российские власти все это будут разрешать? Какому государству понравилось бы, чтобы у его граждан развивали двойную лояльность? Не лучше ли проявлять умеренность, дабы не вызывать на себя огонь?»
Однако то, что приходило в голову Ривке Рабинович, не беспокоило руководителей Сохнута…
22 апреля встретился с Бургом. Он подчеркнул, что не рассматривает случившееся как кризис в российско-израильских отношения. Сохнут — не государственная, а общественная организация. Перерегистрация — не политическая, а чисто техническая проблема. На это я возразил, что если бы мы имели дело с чисто технической проблемой, то вряд ли понадобилась бы встреча с послом. Деятельность Сохнута на территории России, работа с российскими гражданами — при всей своей гуманитарной направленности — не может не иметь политических измерений. Поэтому важно, чтобы Сохнут полностью вписался в российские правовые рамки. Бург заверил, что для него здесь нет проблемы и просил не тянуть с перерегистрацией.
Сохнут передал документы для перерегистрации 15 мая. 16 мая состоялся очередной разговор с Бургом. Он просил не выходить за пределы 30-дневного срока, положенного на перерегистрацию. Конечно, сказал он, в работе Сохнута могли быть отдельные сбои и нарушения, но беда в том, что Минюст, говоря о нарушении законодательства, ни разу не сослался ни на один конкретный случай. Это производит впечатление предвзятости. Бург вновь говорил о том, что Сохнут намерен строжайшим образом соблюдать все законы России. Я просил Бурга учесть, что кроме политического и юридического аспекта проблемы есть и аспект психологический. Сохнут способствует отъезду из России многих умных, талантливых, хороших людей. Это встречает внутреннее сопротивление в обществе. И не может не сказываться на атмосфере вокруг Сохнута.
Развязка наступила 17 октября 1996 года. В этот день Сохнут получил разрешение на деятельность в России. Но не как иностранная организация — Еврейское агентство для Израиля. А как общероссийское общественное объединение российских и израильских граждан — «Еврейское агентство в России».
Возможно, слово «кризис» слишком сильное для данной полосы выяснения отношений. Но приятного было мало.
Сохнут надо было привести в чувство и поставить в строгие и точные правовые рамки. Но сделано это было топорно, грубо. Думаю, что в истории с Сохнутом сказалось накопившееся в Москве раздражение, вызванное наличием «двойного дна» в политике Израиля, расхождением между благостными словами и делами несколько иного свойства. Сказались, наверно, и выборы в России, когда жесткость по отношению к Израилю использовалась почти как козырная карта…
22 марта было сообщено об аресте советского (и российского) шпиона Валерия Каменского. Руководитель Шабака Яков Пэри заявил, что это 60-й агент бывшего Советского Союза, отловленный в Израиле за последние 25 лет.
Вообще шпионы не по части легальной дипломатии. Но иногда приходилось ими заниматься. Чаще — наблюдать и переживать. О Калмановиче я уже рассказывал. Теперь — более общий взгляд.
В израильских газетах регулярно публикуются (от имени «Государства Израиль») стандартные объявления: «Граждан, располагающих сведениями о деятельности бывших органов советской разведки против Государства Израиль, просим обратиться по телефону 03-5271397. Ваше обращение будет сохранено в тайне». Не знаю, обращаются ли законопослушные граждане Израиля по указанному телефону. Но предполагаю, что люди, из месяца в месяц читающие этот лаконичный, но выразительный текст, постепенно начинают с испугом оглядываться по сторонам и приглядываться к соседям. Так провоцируется шпиономания, сеются семена подозрительности и недоверия к России.
К сожаление, над всхожестью этих семян хлопочут и некоторые российские граждане. 11 октября 1996 года в субботнем приложении к газете «Гаарец» под названием «Мы внедрили в Израиль сотни агентов» было опубликовано интервью с бывшим генералом бывшего КГБ Калугиным. Калугин заявил, что в 70-е годы только через его руки прошли 200 агентов, засланных в Израиль под видом репатриантов. Калугин рассказал о том, что тогда резидент советской разведки служил завхозом в Русской Духовной Миссии. В 1988 году он добровольно сдался израильским властям, что привело к провалу нескольких человек.
