относительно. Щаранский, если захочет, деньги достанет. Да и на лидера он потянет. И может собрать вокруг себя приличных людей.

2. Только пробившись в кнессет и другие властные структуры, — а это без партии невозможно, — «русская» алия сможет оказывать реальное воздействие на решение своих насущных проблем.

3. Только получив возможность участвовать в принятии решений, а для этого нужно быть в кнессете и в правительстве, «русская» алия сможет влиять на развитие израильского общества в целом.

4. Только объединившись на политическом уровне в масштабе всей страны, «русская» алия сможет избавиться от чувства неполноценности, поверить в свою силу, в свои возможности.

Людей, которые «за», оказалось больше, чем тех, которые «против». Соблазн попасть в кнессет и в правительство оказался сильнее опасений усилить фрагментарность Израиля. Партия была создана.

Щаранский рассчитал правильно. Он правильно подобрал команду. Он предложил умеренную правоцентристскую программу, приемлемую для репатриантов «среднего класса». И он победил. На выборах 1996 года партия «Исраэль ба-алия» получила 7 мандатов, а затем — два министерских поста в правительстве Нетаньяху (Щаранский — министр торговли и промышленности, Эдельштейн — министр абсорбции).

Сирийский трек, сирийское направление переговоров оказалось наиболее трудным и быстро зашло в тупик. Что сначала курица или яйцо? Сирийцы требовали, чтобы до всяких разговоров по делу израильтяне четко сказали: мы уйдем с Голан. Только заручившись обещанием Израиля вернуть Голаны «до последнего дюйма», Сирия соглашалась начать обсуждение остальных вопросов, включая и характер, реальное наполнение будущего мира. Израильтяне отклоняли ультиматум и предлагали начать предметный разговор об условиях возможного соглашения. Вопрос ставился так: глубина отхода зависит от «глубины» мира.

Голаны (Голанские высоты, Голанское плато) были оккупированы Израилем в ходе Шестидневной войны. Нынешняя граница была зафиксирована 31 мая 1974 года, когда Г.Киссинджер заставил израильтян уйти с территорий, которые захватил Израиль, разгромив Сирию в войне Судного дня.

14 декабря 1981 года премьер министр М. Бегин, который находился в иерусалимской больнице «Хадасса», пригласил к себе министра обороны А. Шарона и министра иностранных дел И. Шамира. Премьер заявил им, что он сегодня собирается представить в Кнессет законопроект о присоединении. Голан. Так он и сделал.

Бегина привезли в Кнессет в инвалидной коляске.

Законопроект был лаконичен: «законы, юрисдикция и исполнительная власть Государства Израиль распространяется на всю территорию Голанских высот». Голосование состоялось в 23.15. 63 голоса «за», 21 — «против». Лидер оппозиции Перес был за границей, Рабин воздержался.

Вейцман прав, говоря, что для израильтян Голаны «дороже» Синая. Если относительно судьбы Иерусалима в Израиле существует практически стопроцентный консенсус (неделимый Иерусалим останется столицей Израиля), то относительно судьбы Голан такого единства нет. И все же большинство израильтян, как показывают многочисленные опросы, не готовы к уходу с Голан. Дело тут не только в том, что за три десятилетия евреи превратили некогда пустынный, запущенный район в центр интенсивного сельского хозяйства, создали промышленность, проложили дороги, построили вполне современные населенные пункты (как-то не получается назвать их селами или деревнями). Все это важно и не может не учитываться при решении вопроса о Голанах. Вместе с тем против передачи Голан Сирии приводятся и более весомые аргументы. Их по существу три.

Первый аргумент военный, стратегический. Если уйти с Голан, то сирийская армия как бы «нависнет» над Израилем и получит шанс прорваться к морю, к жизненным центрам страны, не дав возможности Израилю провести мобилизацию и ввести в бой резервы. Разумеется, теоретически можно договориться о демилитаризации Голан. Существуют надежные технические средства отслеживать передвижения войск. Но все-таки уход с Голанских высот, полагают многие в Израиле, лишает Израиль важного преимущества и делает его более уязвимым.

Второй аргумент (и, может быть, более важный, чем первый) касается воды, водных ресурсов. На Голанах — истоки рек и речек, питающих Иордан (израильская Волга?), который впадает в Кинерет (Тивериадское озеро). От Кинерета начинается водовод, который тянется до пустыни Негев. Он обеспечивает примерно 30–40 процентов воды, потребляемой Израилем. «Израиль может прожить без нефти, но не без воды», — изрек однажды Нетаньяху. Что недалеко от правды.

Аргумент третий (он же — первый или второй) — судьба поселенцев и поселений. На Голанах — 32 поселения (15 киббуцев и 12 мошавов), в которых живут 14 тысяч человек. Это именно те люди, которые «обустроили» Голаны. И они, естественно, не хотят уходить.

Но кроме этого, человеческого, скажем так, мотива есть и мотив метафизический, религиозный. Поселенчество, заселение палестинской земли (Эрец Исраэль) рассматривается как практическое воплощение сионистского призыва — возвращение к Сиону. Поселенцы воспринимаются общественным мнением Израиля как авангардный, передовой, пионерский отряд, воплощающий в жизнь сионистскую мечту. Что так и было исторически.

Аргументы сторонников ухода с Голан имеют более общий характер. Если мы хотим жить в условиях мира, надо вернуть захваченные, оккупированные территории. Конкретные проблемы (безопасность, вода, поселения) могут быть решены на взаимоприемлемой основе. Мир с Сирией перевешивает Голаны.

Предлагаются разные варианты развязки голанского узла. «Гонконгский», например. Голаны признаются сирийскими, но Сирия сдает их в долгосрочную аренду Израилю. Или такой вариант, о котором мне говорил генерал Кахалани. Полностью демилитаризованные высоты остаются под израильским суверенитетом примерно на 50 лет. Если за это время убедимся, что мир прочен, уйдем с Голан.

Обсуждение проблемы Голан сопровождается в Израиле обсуждением «проблемы Асада», Что понятно. «Сирия — это я!» — вполне может сказать ее бессменный лидер.

Как политический долгожитель (три десятилетия) он из ныне живущих — уступает только Арафату. Асад удержал власть в сложнейшей для себя обстановке. Он — выходец из немногочисленной, презираемой и гонимой в арабском мире секты алавитов (экзотическая смесь ислама, христианства и астральных культов). «Алавитский змей», — обзывали его багдадские газеты, поскольку он ужалил Ирак во время «войны в пустыне». Понадобились невероятные усилия, недюжинный ум и арафатовская изворотливость, чтобы заставить страну «забыть» об его алавитских корнях.

Асада называют «дамасский сфинкс». Он, действительно, нелюдим и поэтому загадочен. Цитирует Макиавелли: «Тот, кто хочет быть лидером, должен держаться подальше от толпы и быть обращенным к ней спиной».

Асад пошел на переговоры с Израилем не потому, что пересмотрел свои взгляды на «сионистское образование», а потому, что понял: он рискует остаться в изоляции. Можно сказать, что мир с Израилем для Асада не цель, а средство. Средство для того, чтобы вернуть Сирии Голаны, легализовать присутствие Сирии в Ливане, получить от Америки деньги и убедить Вашингтон вычеркнуть Сирию из «черного списка» стран, которые поддерживают международный терроризм.

Асаду нужен «полный» уход, но вовсе не нужен «полный» мир. Против такого мира с Израилем работают не только идеологические табу. Такой мир опасен для Асада (как и для любого тиранического режима) с чисто практической точки зрения. Открыть границы, согласиться на свободное передвижение людей и идей — значит подорвать устои собственного режима.

Получается такая картина. «Полный» мир неприемлем по идеологическим и политическим соображениям. «Полная» война невозможна, так как Сирия опять будет разгромлена. «Холодная война» становится все более невыгодной. Остается «холодный мир»: обменять Голаны на сирийского посла в Иерусалиме. Не больше.

При таком подходе Сирии переговоры были обречены на тупик. Дипломатические хитросплетения, а их было в избытке, разбивались, как только речь заходила о «полном» мире (тут сирийцы уходили в кусты) или об отходе Израиля к границам 4 июня 1967 года (тут звучало твердое «нет» израильтян).

Осенью 1996 года в Израиле стали распространяться сведения, что Сирия готовится к войне. Ссылаясь на американскую разведку, газеты писали, что вероятность военного конфликта приблизилась к 30 процентам. Генштаб Израиля был более осторожен: вероятность войны возросла. Появились заголовки «Если завтра война?»

29 октября 1996 года меня пригласил Нетаньяху. Он заявил, что с 1994 года Асад вынашивает идею