будет, когда оно выстрелит, – не знаю. Ну, вот я и поставил его на предохранитель.
– Разумно, – согласился мой муж. – Играть в русскую рулетку как-то не хочется. Джейк, ты хотя бы представляешь себе, какие именно возможности ты отсек?
– Прекрасно представляю, Зеб. Число вселенных, доступных нам на этой оси, сокращается с шести в степени шесть в шестой степени до всего-навсего шести в шестой степени. Сорок шесть тысяч шестьсот пятьдесят шесть.
– Ха-ха! Всего-то.
– По-моему, я не сказал ничего смешного, Зеб.
– Джейк, я смеюсь не над тобой, а над собой. Я-то думал, мне предстоит исследовать новые вселенные целую вечность, а оказывается, их всего каких-то там сорок шесть тысяч. Допустим, мне осталось на эту работу еще полвека. Если я не буду ни есть, ни спать, ни играть с котятами, а только обследовать вселенные, то сколько времени я смогу провести в каждой из них?
– Примерно девять часов двадцать минут на каждую, – сказала я. – Если точно, то девять часов двадцать три минуты тридцать восемь целых семьсот двадцать две тысячных секунды плюс.
– Давай уж точно, Дити, – очень серьезно сказал Зебадия. – Если мы будем задерживаться в каждой вселенной на одну минуту, то оставим без обследования почти сто вселенных.
Я начала втягиваться в игру.
– Значит, надо действовать быстрее. Если мы очень постараемся, то сможем обследовать три вселенные в день в течение пятидесяти лет – один из нас на вахте, другой в резерве, остальные двое на отдыхе, и еще останется время на текущий ремонт оборудования плюс несколько часов в увольнении, раз в год. Если будем спешить.
– Нельзя терять ни секунды! – воскликнул Зебадия. – Все по местам! Приготовиться к взлету! Живо!
Я никак не ожидала такого поворота дела, но поспешила занять свое место. Тетя Хильда после секундного замешательства поступила так же, но, затягивая на себе ремни, горестно возопила:
– Капитан! Неужели мы улетаем с Барсума? Неужели?
– Прошу сохранять спокойствие. Ая Плутишка, закрыть дверцы! Пристегнуть ремни и доложить. Второму пилоту проверить герметичность дверцы по правому борту.
– Ремни пристегнуты, – доложила я без выражения.
– Мои тоже. Ох, Боже мой!
– Второй пилот, в мелком масштабе – по оси h вверх – минимальное смещение.
– Установлено, капитан.
– Выполняйте.
Снаружи нас окружало темное небо, земля виднелась далеко внизу.
– Ровно десять километров, – одобрительно сказал мой муж. Астронавигатору приступить к проверке новой программы. Офицер по науке, наблюдайте.
– Есть, сэр. АЯ ПЛУТИШКА – НАЗАД!
Мы снова находились на земле, там же, где и прежде.
– Офицер по науке, докладывайте, – приказал Зебадия.
– Что докладывать? – потребовала разъяснений тетя Хильда.
– Мы испытали новую программу. Прошла ли она испытание?
– Так… Мы вернулись на прежнее место. В невесомости мы находились секунд десять. По-моему, испытание прошло удачно. Но только…
– Что «только»?
– Капитан Зебби, ты самый гнусный на Земле специалист по розыгрышам! И не только на Земле, на Барсуме тоже. Значит, это все-таки ты вывалил фруктовое желе ко мне в бассейн!
– Я тогда был в Африке.
– Значит, ты это подстроил!
– Хильда, помилуй! Я не говорил, что мы улетаем с Барсума. Я сказал, что нельзя терять ни секунды. Нам еще столько всего нужно обследовать. Вот мы и не теряем.
– Ну хорошо, а мои шмотки? Все висело на правом крыле. И где, спрашивается, они теперь? Болтаются в стратосфере? А где приземляться? Все, они пропали.
– Я думал, ты предпочитаешь одеваться по-барсумиански?
– Да, но только по собственной воле, а не по чужой! Кроме того, они Дитины, она просто дала их мне поносить.
Я потрепала ее по руке.
– На этот счет не волнуйся, тетя Хильда. Я тебе дам еще. Вернее, подарю. – Несколько мгновений я раздумывала, потом твердо сказала: – Зебадия, ты должен извиниться перед тетей Хильдой.
– Ах ты, Боже мой… Шельма! Шельма, милая…
– Что, Зебби?
– Прости меня, я не хотел создавать у тебя впечатление, что мы улетаем с Барсума. Я куплю тебе новые вещи, на твой размер. Мы быстренько смотаемся назад на Землю…
– Нет уж, Боже упаси! Там пришельцы. Я их боюсь.
– Я тоже. Я не договорил: на Землю-без-буквы-J. Она так похожа на нашу, что, может быть, там в ходу американские деньги. А если нет, то у меня есть золото. Или на что-нибудь выменяем. Ради тебя, Шельма, я пойду на воровство. Мы отправимся в Феникс-без-буквы-J – завтра же – сегодня мы будем осматривать эту планету – твою планету – и мы будем на твоей планете столько, сколько ты захочешь. Достаточно ли этого? Или мне еще сознаться в том, что я вывалил желе к тебе в бассейн – хотя я не вываливал?
– Ты правда не вываливал?
– Честное слово.
– Ну ладно. Вообще-то это было забавно. Интересно, кто же тогда, если не ты? Может, пришельцы?
– У них розыгрыши погрубее. Шельма, милая, я не единственный фокусник в твоем цирке. Далеко не единственный.
– Кто его знает. Ну ладно, Зебби: поцелуй Шельму, и помиримся.
На земле, под правым крылом, мы обнаружили нашу одежду, а под левым – вещи наших мужей. Зебадия озадаченно посмотрел на них.
– Джейк! Хильда, кажется, была права. Я как-то совсем забыл, что это барахло висело у нас на крыльях.
– Так как ты объяснишь, что с ним произошло, сын?
– Не знаю, что и думать.
– Я тоже не понимаю, милый, – вставила тетя Хильда.
– А ты, дочь? – спросил папа.
– По-моему, я понимаю… но лучше помолчу.
– Зеб, машина ведь не двигалась. Вместо этого…
– Как не двигалась? – перебила тетя Хильда. – Джейкоб, разве мы не взлетали вверх? Мы же были там – пять минут назад.
– Да, радость моя. Но мы попали туда не двигаясь. Движение есть нечто вполне определенное: последовательная смена местоположений, длящаяся некоторое время. Но тут ничего не длилось. Мы не занимали последовательные положения между здесь-тогда и там-тогда.
– Не понимаю, – покачала головой тетя Хильда. – Мы же – вж-ж-жик! – взлетели в небо, потом – вж- ж-жик! – сели туда, откуда взлетели.
– Дорогая моя, не было никакого «вж-ж-жик»! Дити, объясни.
– Не знаю, сумею ли… Не уверена, что для этого существуют обозначения. Тетя Хильда… Зебадия… Речь идет о прерывности. Понимаете, машина…
– А! Понял, – сказал Зебадия.
– А я нет, – упорствовала тетя Хильда.
– Вот смотри, Шельма, – сказал мой муж. – Машина тут. Дзынь! – она исчезает. Наша одежда падает на землю. Через десять секунд – хлоп! – мы снова там же, откуда исчезли. Но наши шмотки уже на земле.