выстроились напротив, но довольствовались уже тем, что не дают саксам стронуться с места: вступать в бой христиане не спешили, ибо нет опаснее врага, загнанного в угол. Но Кердик и теперь не бросил своего союзника. Он все еще надеялся, что сумеет прорваться сквозь Артуровых копейщиков, воссоединится с Эллой, а затем ударит на север и расколет наше войско надвое. Две попытки закончились ничем, но теперь он собрал остатки своей армии для последнего, решающего удара. У него еще оставались свежие силы, в том числе наемные воины из франкской армии Хлодвига, и Кердик поставил этих бойцов в первый ряд. Мы наблюдали, как колдуны разглагольствуют перед ними, а затем, обернувшись, осыпают проклятиями нас. Эту атаку торопить не будут. Нужды нет: день только начинается, до полудня еще далеко, у Кердика время есть, он вполне может позволить своим отрядам подкрепиться, и выпить, и как следует подготовиться. Глухо зарокотал боевой барабан: по флангам выстраивались все новые саксы, некоторые — с псами на привязи. Мы же с ног валились от усталости. Я послал людей к реке за водой, и мы напились, жадно глотая живительную влагу из шлемов погибших. Ко мне подъехал Артур и поморщился, видя, в каком я состоянии.

— Ты сдержишь их в третий раз? — спросил он.

— Придется, господин, — отозвался я, хотя задача была не из простых. Мы потеряли десятки людей, стена получится неплотная. Наши копья и мечи затупились, точильных камней у нас раз, два — и обчелся, а враг располагает свежими силами и оружие заточено в лучшем виде. Артур соскользнул со спины Лламрей, перебросил поводья Хигвидду, а затем прошелся вместе со мной к беспорядочным завалам трупов. Кого-то он знал по имени; он хмурился при виде мертвых юнцов, которые и пожить-то как следует не успели, а уже столкнулись лицом к лицу с врагом. Артур наклонился, провел пальцем по лбу Борса, зашагал дальше, замешкался рядом с саксом, изо рта которого торчала стрела. Мне показалось, он вот-вот заговорит, но он просто улыбнулся. Он знал, что Гвиневера сражается бок о бок с моими людьми; более того, наверняка видел ее верхом, видел и ее знамя, что ныне реяло рядом с моим звездным стягом. Артур вновь глянул на стрелу, и лицо его озарилось счастьем. Он коснулся моей руки и повел меня назад к моим людям — те сидели на земле или стояли, опершись на копья.

Какой-то сакс из числа Кердиковых воинов узнал Артура и теперь вышел из строя на широкое пространство между армиями и прокричал ему вызов. То был Лиова, тот самый мастер мечевого боя, с которым я дрался в Тунресли. Он обозвал Артура трусом и бабой. Я переводить не стал, да Артур меня и не просил. Лиова вальяжно подошел ближе. Он был без щита и доспехов, даже без шлема, только при мече, да и того из ножен не вытащил, словно давая понять, что нисколько нас не боится. Я различал шрам на его щеке, и у меня руки чесались развернуться и украсить его шрамом посерьезнее — шрамом, что сведет его в могилу, но Артур меня удержал.

— Пусть его, — проговорил он.

А Лиова между тем продолжал нас подзуживать. Он жеманничал, как женщина, — дескать, вот мы кто такие! — и поворачивался спиной к нашему строю, словно приглашая желающих выйти и напасть на него. Но никто так и не двинулся с места. Лиова вновь оборотился к нам, покачал головой, сокрушаясь о нашей трусости, и принялся расхаживать туда-сюда мимо нагромождений мертвых тел. Саксы подбадривали его ликующими воплями, мои люди наблюдали молча. Я передал по рядам из конца в конец, что это Кердиков защитник, он опасен и лучше с ним не связываться. Нашим людям досадно было видеть, как наглец выхваляется, но все понимали: разумнее оставить Лиову в покое до поры до времени, нежели дать ему шанс унизить кого-то из наших усталых копейщиков. Артур попытался ободрить нас: он вскочил на Лламрей и, не обращая внимания на насмешки Лиовы, промчался галопом вдоль завалов трупов. Он разогнал голых саксонских колдунов, затем выхватил Экскалибур и проскакал под самым носом у саксов, гордо выставляя напоказ белый плюмаж шлема и запятнанный кровью плащ. Щит с алым крестом блестел под солнцем; при виде всадника мои люди разразились приветственными возгласами. Саксы отпрянули назад, а беспомощному Лиове оставалось лишь глотать пыль из-под копыт да честить Артура женовидным мужем. Артур развернул кобылу и направил ее обратно ко мне. Его жест подразумевал, что Лиова — недостойный враг, и, надо думать, гордость саксонского поединщика была уязвлена не на шутку, потому что он подошел к нашему строю еще ближе, высматривая противника.

Лиова замешкался у груды трупов. Шагнул в лужу крови, вытащил из-под тел брошенный щит. Поднял его повыше, чтобы мы все хорошо разглядели орла Повиса. Убедившись, что мы узнали герб, он швырнул щит наземь, приспустил штаны и помочился на повисский символ. Затем направил струю чуть в сторону, на мертвого хозяина щита.

Такого оскорбления Кунеглас не стерпел. Он яростно взревел и выбежал из строя.

— Нет! — закричал я и кинулся к Кунегласу. Лучше я сам сражусь с Лиовой, думал я, я-то по крайней мере знаком с его фокусами и его проворством — но я опоздал. Кунеглас уже извлек меч из ножен, меня он словно не заметил. В тот день он почитал себя неуязвимым. Он был королем битвы, ему так хотелось показать себя героем, и вот он своего добился и теперь полагал, что все ему по плечу. Он зарубит этого наглого сакса на глазах у своих людей, и еще долгие годы барды станут петь о короле Кунегласе Могучем, короле Кунегласе Убийце Саксов, короле Кунегласе Воителе.

Спасти Кунегласа я уже не мог: ежели он повернет вспять или позволит другому занять свое место, он запятнает себя несмываемым позором. Так что я в ужасе наблюдал, как Кунеглас уверенно идет навстречу гибкому ловкачу-саксу, не обременяющему себя броней. На Кунегласе был старый отцовский доспех, железный, отделанный золотом, и шлем, увенчанный орлиным крылом. Кунеглас улыбался. Душа его ликовала и пела, вдохновленная героическими деяниями этого дня; он полагал, что его ведут сами боги. Ни минуты не мешкая, он обрушил на Лиову рубящий удар, и все мы готовы были поклясться, что придется он точнехонько в цель, да только Лиова выскользнул из-под клинка, шагнул в сторону, рассмеялся и снова метнулся вбок, а меч Кунегласа опять рассек только воздух.

И наши, и саксы восторженно взревели. Молчали только мы с Артуром. Я смотрел, как гибнет брат Кайнвин, и ничего-то поделать не мог. Не мог я вмешаться, не нарушив тем самым закона чести, ведь если бы бросился Кунегласу на выручку, я бы его унизил. Артур глядел на меня с седла, озабоченно хмурясь.

И что тут скажешь? Ничего утешительного.

— Я с ним сражался, — горько промолвил я, — он смертоносен.

— Но ты-то жив.

— Я воин, господин, — промолвил я. Кунеглас воином никогда не был, вот почему сейчас ему так хотелось доказать, на что он способен, но Лиова выставлял его дураком. Кунеглас атаковал, пытаясь зарубить Лиову могучим ударом, и всякий раз сакс либо подныривал под клинок, либо уворачивался, но в наступление так и не перешел; и наши люди постепенно смолкли — они видели, что король устал, а Лиова играет с ним, как кот с мышью.

Внезапно горстка воинов из Повиса ринулась спасать своего короля, но Лиова стремительно отступил на три шага и молча указал на них мечом. Кунеглас оглянулся.

— Назад! — рявкнул он. — Назад! — повторил он еще более гневно. Кунеглас, верно, уже понял, что обречен, но предпочел погибнуть с честью. Честь — это все.

Повисцы остановились. Кунеглас обернулся к Лиове, и на сей раз он не стал опрометью кидаться вперед, но действовал более осторожно. Меч его впервые коснулся лезвия Лиовы. И тут на моих глазах Лиова поскользнулся на траве, Кунеглас с победным воплем занес меч, вознамерившись покончить со своим мучителем, но Лиова уже откатился назад — поскользнулся-то он нарочно! — и на стремительном развороте клинок его пронесся над травой и полоснул короля по правой ноге. Мгновение Кунеглас стоял прямо, уронив меч, а затем, едва Лиова выпрямился, он принялся оседать. Сакс дождался, пока король рухнет наземь, пинком ноги отшвырнул Кунегласов щит и резко ткнул острием меча вниз.

Саксы ликовали до хрипоты, ибо триумф Лиовы предвещал им успех. Сам Лиова, прихватив Кунегласов меч, проворно кинулся бежать: одержимые жаждой мести повисцы бросились в погоню. Сакс играючи обогнал их, затем обернулся и принялся насмехаться. Сражаться с ними Лиове нужды не было, ибо поединок он выиграл. Он сразил неприятельского короля, и я нимало не сомневался, что саксонские барды станут петь о Лиове Ужасном, Убийце Королей. Он подарил саксам первую победу за весь день.

Артур спешился. Мы с ним желали непременно отнести тело Кунегласа обратно к его людям. Оба мы плакали. Все эти долгие годы у нас не было союзника надежнее, чем Кунеглас ап Горфиддид, король Повисский. Он никогда не спорил с Артуром и ни разу его не подвел, а мне он стал ближе брата. Благородный он был человек, даритель злата, поборник справедливости — а теперь он погиб. Повисские