обустроился с удобством, с места сниматься не захочет. Так что Кердик с Эллой прочно засели в речной долине, где они якобы осаждали нас, а на самом-то деле мы осаждали их. Со временем они и впрямь предприняли атаку-другую вверх по склонам, однако ни одно из этих нападений не увенчалось успехом. Саксы карабкались на холмы, но едва на гребне появлялся щитовой строй, готовый дать им отпор, а на фланге у них маячил отряд закованных в броню всадников с копьями наперевес, решимости у них разом убавлялось, они пристыженно возвращались к себе в деревни, и каждая новая неудача саксов усиливала нашу в себе уверенность.

Уверенность эта настолько возросла по прибытии армии Кунегласа, что Артур решился нас покинуть. Я так и опешил: ведь никакого объяснения Артур не привел, сказал лишь, что у него важное дело в одном дне езды на север. Полагаю, скрыть изумления я не сумел — и Артур утешающе обнял меня за плечи.

— Мы еще не победили, — напомнил он.

— Знаю, господин.

— Но когда победим, Дерфель, я хочу, чтобы победа наша была полной и окончательной. Только ради этого я и еду. — Он улыбнулся. — Ты в меня веришь?

— Конечно, господин.

Артур поставил Кунегласа во главе армии, но строго-настрого наказал ни под каким видом не атаковать долину. Пусть саксы думают, будто загнали нас в угол! Чтобы укрепить их в этом заблуждении, горстка добровольцев перешла во вражеский лагерь, прикинувшись дезертирами, с известиями, что наши люди подавлены, многие разбегаются в преддверии битвы, а вожди яростно спорят, оставаться ли и дожидаться ли саксонской атаки или удирать на север и просить прибежища в Гвенте.

— До сих пор не уверен, что понимаю, как с этим делом покончить, — признался мне Кунеглас после отъезда Артура. — Мы достаточно сильны, чтобы удержать за собою высоту, но недостаточно сильны, чтобы спуститься в долину и разбить саксов.

— Так, может, Артур за помощью поехал, о король? — предположил я.

— За какой такой помощью? — спросил Кунеглас.

— Не за Кулухом ли? — подумал вслух я, хотя в это мне верилось слабо: по слухам, Кулух находился к востоку от саксов, а Артур поскакал на север. — Или к Энгусу Макайрему? Король Деметии обещал прислать армию Черных щитов, но ирландцы до сих пор не прибыли.

— Может, и к Энгусу, — согласился Кунеглас, — но даже будь с нами Черные щиты, на то, чтобы одолеть ублюдков, людей у нас недостанет. — Он кивнул вниз, в сторону долины. — Без копейщиков Гвента нам никак не обойтись.

— А Мэуриг выступать отказывается, — посетовал я.

— Мэуриг отказывается, — согласился Кунеглас, — но в Гвенте есть люди, готовые прийти нам на помощь. Они еще помнят Лугг Вейл. — Он криво улыбнулся, ведь в ту пору Кунеглас был нашим врагом, и наши союзники-гвентцы побоялись выступить против армии, во главе которой стоял отец Кунегласа. Многие в Гвенте до сих пор стыдились тогдашнего предательства — стыдились тем сильнее, что Артур одержал победу и без помощи Гвента. Возможно, если Мэуриг дозволит, Артур и впрямь приведет на юг к Аква Сулис некоторое количество добровольцев, но я все равно не представлял, где нам взять столько людей, чтобы спуститься в саксонское логово и вырезать врагов под корень.

— Что, если Артур ускакал искать Мерлина? — предположила Гвиневера.

Гвиневера отказалась покинуть холм вместе с прочими женщинами и детьми, объявив, что непременно досмотрит битву до конца, что бы ни уготовила нам судьба, поражение или победу. Я думал, Артур заставит ее уехать, но всякий раз, как Артур поднимался на вершину, Гвиневера пряталась — чаще всего в нашем грубом укрытии из веток — и вновь появлялась лишь после его ухода. Артур, конечно же, знал, что Гвиневера осталась на Минидд Баддоне — он ведь бдительно проследил за отъездом наших женщин и видел, что Гвиневеры среди них не было, но не сказал ни слова. Когда же Гвиневера выходила на свет, об Артуре она не заговаривала, хотя не сдержала улыбки, видя, что с молчаливого благословения Артура знамя ее по-прежнему развевается над бастионом. Я попытался было ее переубедить, но доводы мои она с презрением отметала, а люди мои, все до единого, страшно не хотели ее отпускать. Они верили, что выжили только благодаря Гвиневере (и были совершенно правы), и отблагодарили свою спасительницу, снарядив ее для битвы. Они сняли роскошную кольчугу с убитого саксонского вождя и, оттерев с колечек кровь, подарили ее Гвиневере, они нарисовали ее герб на трофейном щите, а один из моих воинов даже уступил ей свой драгоценный шлем с волчьим хвостом. Так что теперь Гвиневера оделась под стать остальным моим копейщикам, хотя, будучи Гвиневерой, она и в боевом облачении смотрелась пугающе соблазнительно. В глазах моих людей она была героиней и нашим талисманом.

— Никто не знает, где Мерлин, — ответил я ей.

— Ходят слухи, будто он в Деметии, — промолвил Кунеглас, — так что, может статься, он явится с Энгусом?

— Но ведь твой друид при тебе? — спросила Гвиневера у Кунегласа.

— Да, Малайн здесь, — подтвердил Кунеглас, — и проклинать он умеет неплохо. Не так, как Мерлин, конечно, но все равно неплохо.

— А как насчет Талиесина? — полюбопытствовала Гвиневера.

Кунеглас ничуть не удивился ее осведомленности: похоже, слава юного барда распространялась стремительно, точно пожар.

— Талиесин отправился к Мерлину, — отвечал он.

— А что, Талиесин и вправду так хорош? — не отступалась Гвиневера.

— Вправду, — кивнул Кунеглас. — Песней он призовет орла с небес и выманит лосося из заводи.

— От души надеюсь, вскорости и мы его послушаем, — промолвила Гвиневера.

Действительно, в те странные дни на залитой солнцем вершине казалось куда уместнее петь, нежели сражаться. Весна выдалась погожая, приближалось лето, мы праздно валялись на теплой травке и наблюдали за врагом, которого внезапно поразила беспомощность. Саксы предприняли несколько бесплодных атак на холмы, но уходить из долины явно не собирались. Позже мы узнали, что между вождями возникли разногласия. Элла хотел объединить всех саксонских копейщиков, и нанести удар по северным высотам, и расколоть нашу армию надвое, и уничтожить обе части по отдельности. Кердик же предпочитал дождаться, чтобы у нас закончилось продовольствие и поубавилось уверенности, хотя надеялся он зря: еды у нас было в избытке, а уверенность росла с каждым днем. Пока что голодали не мы, а саксы, потому что легкая кавалерия Артура безжалостно трепала их отряды, посланные на поиски провианта, и уныние овладевало ими, а не нами, ибо спустя неделю мы увидели, что на лугу перед хижинами выросли груды свежей земли, и поняли: враг хоронит своих мертвецов. Саксов поразил недуг — тот самый, что превращает внутренности в воду и лишает человека сил, и неприятель слабел день ото дня. Их женщины ставили в реке верши на рыбу, чтобы накормить детей. Саксонские воины копали могилы, а мы грелись под теплым солнышком и толковали о бардах.

День спустя после того, как саксы вырыли первые могилы, вернулся Артур. Он промчался галопом через седловину и вверх по крутому северному склону Минидд Баддона; Гвиневера тотчас же надела свой новый шлем и спряталась среди моих людей. Ее рыжие волосы, выбиваясь из-под шлема, развевались на ветру словно знамя, но Артур сделал вид, что ничего не замечает. Я поспешил ему навстречу, но на полпути остановился и потрясенно воззрился на него.

Щит его представлял собою обтянутый кожей круг из ивовых досок; приколоченный поверх кожи тонкий лист отполированного серебра ярко сиял под солнцем. А теперь на щите появился новый символ. То был крест: алый крест из полос ткани, приклеенных к серебру. Христианский крест. Заметив мое изумление, Артур широко усмехнулся.

— Что, Дерфель, нравится?

— Ты сделался христианином, господин? — в ужасе проговорил я.

— Мы все сделались христианами, — объявил Артур, — и ты, кстати, тоже. Накали на огне лезвие копья и выжги знак креста на своих щитах.

Я сплюнул, дабы отвести зло.

— Чего ты от нас требуешь, господин?

— Ты меня слышал, Дерфель, — отозвался Артур, соскользнул со спины Лламрей и зашагал к южным укреплениям, откуда так хорошо просматривались вражеские позиции.