тут я увидел, кого ведут — гигантского и свирепого вороного жеребца. Он рвался на волю и едва не сдернул обоих вниз со стены, но те покрепче вцепились в недоуздок и потащили перепуганное животное вперед. Тут конь ринулся вниз по крутому склону внутреннего укрепления, увлекая за собою обоих. Гавейн закричал им, дескать, поосторожнее бы надо, и сам не то скатился кубарем, не то побежал вдогонку за зверюгой. Следом появился Мерлин вместе с Нимуэ: эта маленькая драма его, похоже, нисколько не трогала. Он проследил, как коня отвели к одному из восточных навесов, а затем они с Нимуэ спустились к храму.

— А, Дерфель! — беззаботно приветствовал меня Мерлин. — Экий ты пасмурный. Зубы болят?

— Я привез тебе Экскалибур, — сдержанно промолвил я.

— Сам вижу, не слепой. Да, глуховат порою, что есть, то есть, и мочевой пузырь пошаливает, ну да чего и ждать в мои-то годы? — Он отобрал у меня Экскалибур, на несколько дюймов выдвинул клинок из ножен, поцеловал сталь. — Меч Риддерха, — благоговейно проговорил старик, и на мгновение лицо его просияло словно в экстазе, но он тут же рывком задвинул меч обратно и уступил его Нимуэ. — Итак, ты ездил к отцу, — призвал меня к ответу Мерлин. — Тебе он понравился?

— Да, господин.

— Ты всегда был до смешного впечатлителен, Дерфель, — обронил Мерлин и оглянулся на Нимуэ. Она между тем извлекла Экскалибур из ножен и крепко-накрепко прижимала обнаженный клинок к тощему телу. Бог весть почему, но Мерлина это не порадовало: старик выхватил у нее ножны, а затем попытался отобрать и меч. Она не уступила, и Мерлин, поборовшись с ней мгновение-другое, оставил попытки вернуть клинок. — Я слыхал, ты пощадил Лиову? — спросил он, снова оборачиваясь ко мне. — Это ошибка. Лиова — та еще опасная бестия.

— Откуда ты знаешь, что я его пощадил? Мерлин укоризненно воззрился на меня.

— Что, если я прятался под стропилами Эллиного чертога в обличье совы, Дерфель, или, не ровен час, схоронился в тростнике на полу в образе мыши? — Он резко крутнулся к Нимуэ и на сей раз вырвал-таки меч из ее рук. — Нечего истощать магию, — пробормотал он, неловко заталкивая клинок обратно в ножны. — А что, Артур не возражал уступить меч? — поинтересовался он.

— А с какой бы стати ему возражать, господин?

— Да потому, что Артур склонен к опасному скептицизму, — пояснил Мерлин, пригибаясь и проталкивая Экскалибур в низкий дверной проем. — Он думает, мы отлично обойдемся и без богов.

— Жаль, что он не видел, как Олвен Серебряная сияет во тьме, — саркастически заметил я.

Нимуэ злобно зашипела на меня. Мерлин замешкался, медленно обернулся, выпрямился и кисло глянул на меня.

— Это почему же жаль? — зловеще осведомился он.

— Потому что кабы он ее увидел, господин, так уж в богов всенепременно уверовал бы. Ну, до тех пор пока не обнаружил бы твоих моллюсков.

— Ах, вот в чем дело, — протянул Мерлин. — Ты тут уже пошарил да поразнюхал, так? Ты сунул свой длинный саксонский нос куда не следовало — и нашел моих сверлильщиков!

— Сверлильщиков?

— Моллюсков, дурень, они сверлильщиками прозываются. По крайней мере, в речах простецов.

— И что, они светятся?

— Их слизь и впрямь люминесцирует, — небрежно обронил Мерлин. Я видел: мое открытие его здорово раздосадовало, но он изо всех сил пытается не выказать раздражения. — Об этом явлении еще Плиний упоминает, ну да он столько ерунды понаписал, что не знаешь, чему и верить. По большей части его идеи — сущий вздор. Вся эта чепуха насчет того, что друиды срезают омелу на шестой день новой луны! Еще чего не хватало! На пятый день — пожалуйста, иногда и на седьмой, но на шестой — да ни в жизнь! А еще, как сейчас помню, он советует, ежели голова разболелась, обмотать лоб женской нагрудной повязкой, да только средство это никуда не годится. И с какой бы стати? Магия-то заключена в грудях, а не в повязке, так что понятное дело, ткнуться в грудь больной головой куда как полезнее. Меня это средство ни разу не подводило, уж будь уверен. Дерфель, а ты Плиния читал?

— Нет, господин.

— И верно, я ж так и не обучил тебя латыни! Оплошал, каюсь. Ну так вот, Плиний описывает сверлильщиков и, между прочим, отмечает: у тех, кто этих тварей ел, начинали светиться ладони и губы. Признаюсь, меня это заинтриговало. А кто бы на такое не купился? Мне страх до чего не хотелось разбираться подробнее, я ж невесть сколько времени убил впустую на Плиниевы идеи, куда более правдоподобные, но вот здесь он, как ни странно, не соврал. Помнишь Каддога? Ну, лодочника, который спас нас с Инис Требса? Теперь он добывает для меня сверлильщиков. Эти моллюски живут в отверстиях в скалах — очень нелюбезно с их стороны, но я щедро плачу Каддогу, и он прилежно их выковыривает: а что, раз подрядился в охотники за сверлильщиками, так и терпи! Дерфель, да ты никак разочарован?

— Я думал, господин, — начал было я и тут же прикусил язык, понимая, что сейчас меня обсмеют.

— О! Ты, верно, думал, что девчонка спустилась с небес! — докончил за меня Мерлин и издевательски расхохотался. — Нимуэ, ты слыхала? Великий воин, Дерфель Кадарн, поверил, что наша крошка Олвен — это волшебное видение! — Последнее слово он протянул как-то особенно зловеще.

— Чего от него и ждали, — сухо отрезала Нимуэ.

— Если задуматься, то да, пожалуй, — признал Мерлин. — А неплохой фокус, верно, Дерфель?

— Но всего лишь фокус, господин, — отозвался я, не в силах скрыть разочарования.

Мерлин вздохнул.

— Ты смешон, Дерфель, просто смешон. Фокусы вовсе не подразумевают отсутствие магии, но магия не всегда даруется нам богами. Ты что, вообще ничего не понимаешь? — Последний вопрос прозвучал почти зло.

— Я знаю, что меня провели, господин.

— Провели! Провели! Сколько патетики! Да ты хуже Гавейна! Друид второго дня обучения и тот бы тебя провел! Наша задача не в том, чтобы удовлетворить твое детское любопытство, но исполнить миссию богов, а боги эти, Дерфель, ушли далеко от нас. О, как далеко! Они исчезают, тают во тьме, уходят в бездну Аннуина. Их необходимо призвать, а чтобы призвать богов, мне нужны рабочие руки, а чтобы привлечь рабочие руки, мне следовало поманить простецов надеждой. По-твоему, мы с Нимуэ сложили бы все эти костры в одиночку? Нам требовались люди! Сотни людей! Мы вымазали девчонку слизью моллюсков — и люди пришли к нам, а ты только и умеешь, что хныкать да жаловаться: тебя, дескать, провели! Да кому какое дело до того, что ты там про себя думаешь! Ступай сжуй сверлильщика — глядишь, и обретешь просветление! — И Мерлин наподдал по рукояти Экскалибура, задвигая меч глубже в храм. — Полагаю, этот дурень Гавейн все тебе показал?

— Он показал мне круги костров, господин.

— А ты небось хочешь знать, зачем они?

— Хочу, господин.

— Да любой, кто обладает хоть малой толикой сообразительности, уже давно бы сам все вычислил, — величественно изрек Мерлин. — Боги далеко, это очевидно, иначе они бы нами не пренебрегали, однако много лет назад они дали нам средства призвать их обратно: вручили нам Сокровища. Ныне боги спустились в бездну Аннуина так глубоко, что Сокровища сами по себе бессильны. Надо привлечь внимание богов, а как это сделать? Очень просто! Мы подаем знак — туда, в пропасть, а знак этот — всего- навсего грандиозный огненный узор, и в узор этот мы помещаем Сокровища и проделываем еще кой-чего, ну да это уже не важно, а после того я смогу умереть с миром, вместо того чтобы объяснять простейшие вещи до смешного легковерным недоумкам. Нет-нет, — возразил старик, не успел я и слова вымолвить, не то чтобы задать вопрос, — тебе в канун Самайна здесь делать нечего. Мне нужны только те, кому я могу доверять. А если ты еще раз сюда заявишься, я прикажу страже утыкать копьями твое брюхо.

— А почему бы просто-напросто не обнести холм призрачной оградой? — спросил я. Призрачная ограда — это выложенные в ряд черепа, заклятые друидом: через такую черту никто не дерзнет переступить.

Мерлин вытаращился на меня как на сумасшедшего.

— Призрачная ограда! В канун Самайна! Это ж единственная ночь в году, недоумок, когда призрачные ограды не действуют! Я что, должен тебе азы объяснять? Призрачная ограда, дурень ты набитый,