уже в пятый раз произносит одну и ту же фразу: 'подари мне свои часы, подари мне свои часы'. Возмущенно сбрасываю с себя этих вшивых цепких зверенышей... Тогда очки, подари мне очки, подари мне очки. NO!!! - кричу чуть ли не на всю улицу, но кроме наглого смеха детей и нескольких любопытных рож, высунувшихся из окна, ничего не происходит. Чувствую, эти маленькие вурдалаки сейчас опять начнут лезть, срываюсь с места и практически убегаю, они вприпрыжку бегут за мной, улюлюкая, продолжая требовать кто что - ручку, часы, очки, рупию, шоколад... Да отвяжетесь вы наконец??!! Топнула ногой, сделала грозное лицо, хотела схватить кого-нибудь, дать профилактический подзатыльник, но они все такие грязные, что даже рядом находиться страшно, не говоря уже о том, чтобы дотронуться... О, вот она благосклонность судьбы, - иностранец! Впрочем, лицо у него не менее потерянное и напуганное, чем у меня. Увидел меня, ожил - ну точно, тоже во мне увидел спасение... А ведь в отеле мне сказали, что до набережной идти минут пять, и что дойти очень просто... Интересно, сколько он тут уже бродит? Судя по застывшей гримасе тревожности - немало.
- Хелло, ты знаешь, как пройти к набережной?
Напряженно рассмеялся.
- Знаю, а ты знаешь, как от нее уйти?
- Думаю, что знаю:))) Смотри, я шла вот так, - объясняю, куда только что заворачивала, на что ориентироваться. Он, в свою очередь, показывает дорогу к реке, и мы, обретя надежду, расходимся.
Легендарная набережная Бенареса. ...Ну надо же, какие здесь собаки! Это не собаки, это огромные крысы! Все как одна похожи на исхудавших бультерьеров, - лысые, в лишаях, язвах... Бррррр... До этого момента думала, что мне нравятся все животные, но эти собачки...
Длиннющие каменные лестницы спускаются прямо в воду, легкие и широкие волны лениво выплескивают на нижние ступени пластиковые бутылки, сгнившие тряпки, груды ритуальных цветов, дерьма и еще чего-то такого, для чего невозможно сразу подобрать название. Спускаюсь ближе к воде, - она такая грязная, что страшно даже палец туда засунуть... Плюх! Не может этого быть! Мальчишка с головой ушел под воду, и еще один, и еще. Как можно здесь купаться? Плещутся, брызгаются, ржут, как ни в чем ни бывало, кидаются друг в друга всем этим дерьмом, которым кишит вся прибрежная линия. И это не какие- нибудь нищие, - обычные дворовые мальчишки.
В десяти метрах отсюда несколько женщин, стоя по колено в воде, по видимому, стирают белье. Сначала они хорошенько дубасят его о большие камни, потом намыливают и трут жесткими щетками, растянув на камне, а затем полощут в реке, разводя вокруг себя мутные белые озера. Все ступени выше выложены чистым (???) бельем - пятиметровыми полотнами сари, простынями, покрывалами... - сохнут под жарким солнцем.
Набережная тянется несколько километров, теряясь где-то в бесконечности в серо-голубой дымке. Здесь нет чистого воздуха, только на уровне четвертого или пятого этажа можно вдохнуть без приступа тошноты, поэтому бесконечность наступает очень быстро - видимость не больше, чем на два-три километра. Жарко. Пахнет дешевыми благовониями, коровьим навозом и мочой (человеческой) - туалет здесь везде, в любом месте прямо на набережной, где гуляют туристы и местный люд. Если мужчина скромно отошел на пару метров, отвернулся и писает на стенку, то здесь это всеми воспринимается так, словно он удалился в туалет. Женщины ведут себя немного поскромнее, но не слишком - время от времени, особенно когда стемнеет, можно обнаружить присевшую женщину или двух, мирно какающих прямо в Гангу. Кучерявая линия низкорослых джунглей на далеком другом берегу кажется чем-то полуреальным в этом индийском мареве. Невозможно даже вообразить, что где-то может быть тихое, чистое местечко, свежий воздух...
Разноцветные храмы, грязные и полусгнившие дворцы, жилые дома, хаотически нагроможденные друг на друга, сливаются в единый монолит пяти столетий, хотя кто их считал, эти столетия... здесь времени нет вообще. Никак не могу воспринять окружающее как реальную жизнь, - гигантская декорация, в которой не могут жить люди... Неужели для кого-то ЭТО единственная реальность? Смутная тревожность лизнула изнутри... Каприз судьбы, и я могла бы родиться здесь. Почему я именно там, где я есть? Почему в миллиарде возможных воплощений возникло именно это? Как это произошло? ...Скорлупка в вихрях бесконечности, листок, подхваченный ураганом, капля, исторгнутая океаном... Однажды стихия уничтожит то, что сейчас называется 'я', если я не успею поймать ее за хвост и зажать в кулак.
...Шивала гат, Тулси гат, Рева гат, Гангамахал гат, Бадаини гат... - их тут десятки, если не сотни, вся набережная поделена на 'гаты', плавно переходящими один в другой. Разгораются погребальные костры, бросая огненные блики на Гангу, затопленную закатом. Одна за другой вышагивают процессии. На бамбуковых носилках несут мертвые тела, завернутые в красную ткань с золотой бахромой. Носилки кладут в реку, тщательно омывают трупы в священной реке. Ни слез, ни криков, ни даже выражения страданий на лицах. Обыденность Варанаси - сын помешивает длинным шестом угли в костре, пожирающем тело отца... Высоченные залежи дров совсем рядом, смерть уже тут, ждет тех, кто сегодня еще жив, для кого еще только завтра купят вязанку... Туристы с белыми мрачными лицами сидят на ступенях Харисчандра Гат и пялятся на огонь.
Подхожу так близко, что начинает обдавать жаром, смешанным с приторным благовонным дымом. В пламени отчетливо вырисовываются ноги, голова... А в нескольких метрах в стороне - совсем маленький костер, на большой не хватило денег, и все тело на него не поместилось. Поэтому сначала прогорела средняя часть, а теперь голову с плечами и ноги родственники складывают в огненную пасть... дети носятся между кострами, играя в салки... чуть поодаль женщина купает годовалого ребенка, стоя по пояс в воде, вокруг нее плавают погребальные венки и пепел от костровищ... музыка далеких празднеств долетает сквозь лабиринты улиц и бесчисленных подворотен... собаки с крысиным оскалом снуют по берегу, выискивая остатки костей и мяса... Бля, точно, вон та тварюга грызет обгоревший человеческий сустав. Жизнь и смерть перемешались в адской пропорции, с меня слетели все щиты, позволявшие верить в то, что есть хоть какая-то стабильность, хоть какая-то защита, гарантия того, что я не умру прямо сейчас или завтра. Раскрывшаяся раковина... смерть может ужалить в любой момент, для нее нет никаких преград, ничто для нее не является препятствием - вот истинный хозяин жизни, от причуд которого зависит каждая следующая секунда. Что я могу противопоставить ей? Что, кроме дерзкого вызова, кроме страстного порыва к свободе, в который я вложу все свое существо?
Я знаю, что фотографировать погребальные костры строго запрещено, об этом предупреждают везде, но вдруг разрешат? Стоя на невысоком балкончике, нависающем прямо над костром, спрашиваю человека, помешивающего кости в костре: 'Можно я сделаю только одну фотографию'? Подумав, он неожиданно кивает головой: 'Можно'. Вот здорово! Достаю фотоаппарат, предвкушая уникальные снимки... настраиваю... Щелк! Еще раз... О, дьявол! Вопли, шум, кричащие рожи, тыкающие в меня пальцами. Сразу с нескольких сторон налетают гневные индусы, размахивая руками и крича. Еле успеваю спрятать фотоаппарат в сумку.
- Это запрещено!!! Здесь запрещено фотографировать!!! Плати тысячу долларов за нарушение правил!!! Отдавай пленку!!! Полиция!!!
Ошарашенная такой бурной реакцией, стою, открыв рот, прижавшись спиной к перилам, нагретым жаром костров. Кажется, меня сейчас разорвут на части, как звери добычу. Они явно не настроены отступать и выпускать меня из окружения. Смотрю в надежде на туристов, сидящих рядами на ступеньках.
