поигрывает. И видно, что жарко, невмоготу ему жарко, сердечному!

– Здравствуй, Шишка! Что скажешь хорошенького? Зачем ты?

– Нет, мы так... до гасшпидин майор, – уклончиво и как бы нехотя отвечает Шишка.

– А зачем тебе майора?

– Так... Сшвой интерес иймеем.

– Верно, за деньгами?

– Мозже и так...

– И очень получить желаешь?

Шишка хитровато усмехнулся.

– Зжвините, – начал он, – а когда зж ви зжнаите таково шаловек на сшвиту, который не ажалал бы того?

– Такого человека... хм!., не знаю.

– Ну, и я так само зж не зжнаю.

– Верно. А теперь и я тебя в свой черед спрошу: зжвините, а когда ж ви не знаете, что иногда не всякое желание исполняется?

Шишка недоверчиво глянул мне в яйцо и, ничего не отвечая как на явно невозможную вещь, вытянул шею и мимо меня стал заглядывать внутрь комнаты.

– Гасшпидинь майо-ор?! Гасшпидинь майо-ор?! – повторял он, ища глазами Джаксона.

«Чем же, однако, – думаю себе, – буду я его разговаривать долее?» – как вдруг попалась мне на глаза тоненькая книжонка, которую, возвращаясь вчера из Вильны, купил майор на железной дороге. Это было собрание каких-то анекдотов из еврейского быта, кажется, Гулевича. Сегодня за обедом мы от нечего делать перелистывали эту книжонку и находили в ней некоторые сценки довольно забавными.

«Вот оно, что выручит меня!» – подумал я, вспомнив из нее одну подходящую штуку.

– Напрасно, Шишка! – говорю еврею. – Не смотри, не заглядывай. Майора ты не увидишь и денег сегодня от него не получишь.

– Ну, да! – явно не веря мне, мотнул он головою, как на самые пустые речи. – От гасшпидинь майор каб ми да не получили сваво деньгувь!.. Чи мозжна тому бить?

– Да уж верно говорю, не получишь.

– Гасшпидинь майор?! – опять тянется и заглядывает Шишка.

– А очень хочется?.. Очень?

– Агх, осштавьте, спизжалуста, васшего сшутку!.. Гасшпидин майо-ор?!

– Сказано, не заглядывай! А если уж так тебе желательно, то можешь получить от меня, но никак не от майора.

– Од вас?!

– Ну да, конечно, от меня, как будто не понимаешь!

– Н-ну, як од вас, то од вас!.. С балсшущим вдаволствием! – повеселел вдруг Шишка.

– Изволь, мой милый, но только с одним условием...

– Всшловиюм?.. Яке таке всшловию?.. И зачем тут всшловию?

– Затем, что без того невозможно.

– Невозмозжна?.. Хм!.. Так. Ну, гхарасшьо! – согласился он, додумав. – А якое всшловию?

– Самое пустое: я загадаю тебе одну загадку.

– Зжагадке?.. Зачэм зжагадке?

– Затем, что если отгадаешь, то сейчас же и деньги получишь, а не отгадаешь – приходи через две недели.

– Ну, ви знов на сшутке! – разочарованно махнул он рукою.

– Без малейших шуток; говорю тебе самым серьезным образом.

– Эгь! Асштавте спизжалуста!.. И сшто я вам буду сгадывать вашево зжагадке?.. Каб я бил який фылозов, чи то мондры чловек, то я б вас сгадал, а то зж заусем простой бедный еврей – сшто я знаю?

Вижу я, что не поддается мой Шишка на эту штуку, – надо взять на более существенную приманку – и иду к Джексону в спальню.

– Дай мне, пожалуйста, – говорю, – тридцать рублей, что ты ему должен.

– Ну, вот!.. Ведь просил же тебя разговорить его как-нибудь! – с досадой почесал майор затылок.

– Да ты не беспокойся, – говорю, – я тебе их все сполна сейчас же назад принесу; а ты дай только для возбуждения у него аппетита.

Достал мне Джаксон из шкатулки тридцать рублей, подхожу я с ними опять к окну и начинаю пересчитывать бумажку за бумажкой.

Просиял мой Шишка, будто и точно аппетит почувствовал. Ну, думаете, сейчас конец испытанию!

Пересчитал я бумажки и подношу к его носу:

– Понюхай.

– Н-ну, и сшто я вам буду нюгхать!.. Зачэм мине нюгхать?!

– Понюхай, чем пахнет.

Потянулся Шишка вперед носом и – нечего делать! – понюхал сложенную пачку. «Была не была! – думает. – Авось либо на этом уже и конец».

– Н-ну, и сшто таково с чэм пагхнеть! – рассуждает он. – Зжвестно с чэм пагхнеть! С бемажком пагхнеть!

– «С бемажком»? Ну, так отгадывай загадку.

– Ну, пфэ!.. Опьять ви из вашими зжагадком!

– Не желаешь?

– Я взже сшказал... Зжвините.

– Ну, как знаешь. Прощай. – И с этими словами я отошел от окошка.

– Але зж пасштойте, пасштойте трошечку, гасшпидияь сперучник! – мигом ухватился Шишка за подоконник, всовывая в комнату свою физиономию. – Сшто таково васше зжагадке?

Мозже, йон очин довольна трудний?

– Нет, самый пустяк!.. Малый ребенок и тот разгадает.

– И як я сгадаю, то ви атдаете мине деньгув?

– Сию же минуту.

– А як я не сгадаю?

– Так получишь через две недели.

– Н-ну, гхарасшьо! Гадайте васшево зжагадке! – с видом бесповоротной решимости махнул рукой Шишка и отцепился от подоконника.

– Изволь, мой милый. Слушай.

– Н-ну? – И он весь превратился во внимание. Я показал ему рукой на вороньи гнезда:

– Что делает ворона после того, как проживет два года на свете?

– Сшто-о-о? – чуть не с ужасом и в величайшем недоумении выпучил он на меня глаза свои.

Я отчетливо и вразумительным тоном повторил ему загадку.

– Пазжволте, пазжволте, – тревожно перебил меня Шишка. – Зжвините, как вы гхаворитю? Сшто начинает изделать верона... Та-ак?

– Так, мой милый.

– Напосшлю того, як она будет переживать... Сшкольки годы, ви гхаворитю?

– Два.

– Ах, да!.. Двох годов... На своем жистю! Так?

– Совершенно верно.

– Гхарасшъо!.. Сшто начинает изделать верона напосшлю того, як он будет переживать двох годов на своем жистю?

И, произнеся эти слова, Шишка принял сосредоточенную позу, вдумчиво приставил палец ко лбу, устремил прищуренный взгляд куда-то в пространство и, как бы отдавая себе отчет в каждом: слове, стал бормотать вполголоса: «Сшто начинает изделать верона на посшлю того...»

– Ну, а сшто такого будет он изделать? – совершенно неожиданно и притом, по-видимому, самым наивным образом обратился он ко мне с вопросом.