щеками. По обеим сторонам рта красной охрой были намалеваны длинные клыки. Кожа – вся в путанице черных полос, нарисованных древесным углем.
Оба держали барабаны, отбивая какой-то совершенно незнакомый Эпоне монотонный ритм. Другие, разговаривая, привычно старались перекричать этот непрерывный барабанный бой.
Выпрямившись, Кажак жестом указал на шаманов.
– Кажак видит, что ты все время держишь при себе шаманов, – сказал он, обращаясь к Колексесу. В его голосе прозвучало заметное недовольство.
При этих словах оба шамана, как по сигналу, громче забили в барабаны, сердито зыркая на Кажака и бормоча свои заклинания.
Колексес не показал им жестом, чтобы они замолчали. Вместо этого он своим старческим голосом постарался произнести как можно более внятно:
– Шаманы поддерживают в Колексесе жизнь.
– Шаманы держат Колексеса взаперти, в его шатре, подальше от его лошадей. А князь должен как можно больше быть под открытым небом. Как и все люди, – пробурчал Кажак.
Колексес скосил глаза на поющих шаманов.
– Под открытым небом обитают демоны, – возразил он дребезжащим голосом. – Только шаманы и защищают меня от них. Демоны наслали на меня болезнь; шаманы мешают им убить меня.
– Это не болезнь, просто старческая немощь, – фыркнув, проговорил Кажак. – Но шаманы воспользовались этим, постарались, чтобы ты почувствовал себя хуже.
– Мы уже спорили об этом, – возразил Колексес. – Ты был не прав тогда, не прав и сейчас. Ты громко кричал в гневе и, оставив Колексеса, уехал. Но шаманы остались со мной. Они мои единственные друзья и союзники.
– Они – приживалы, кормящиеся твоими подачками, как шакалы, – вскричал Кажак, не в силах долее сдерживаться. Наблюдавшие за этой сценой соплеменники, что-то бормоча, придвинулись ближе. Дасадас и Аксинья подошли сзади к своему предводителю, положив руки на мечи, однако затем вся их смелость растаяла как воск, и они отодвинулись прочь, боясь навлечь на себя гнев своих соплеменников.
Эпона положила руку на свой кинжал и шагнула вперед, встав плечом к плечу с Кажаком. Она с непроницаемым лицом воина взирала на Колексеса и его шаманов.
Если Колексес и испытывал какое-то изумление, оно было незаметно под морщинами; точно так же краска скрывала выражение лиц обоих шаманов, но один из них сбился с ритма.
Эпона откинула капюшон, и в сиянии каменных светильников ее волосы горели как червонное золото. Теперь уже не могло быть сомнений, что она женщина и что она готова, в случае необходимости, сражаться рядом с Кажаком.
Собравшиеся скифы заговорили громко, все разом, и некоторые потянулись к своему оружию, бронзовым кинжалам, заткнутым за пояс, или направились к бронзовым либо светлым, из плохой стали, мечам, оставленным ими у входа.
Сверкая глазами, шаманы застучали в свои барабаны, призывая Колексеса отреагировать на столь дерзкое обвинение и покарать Кажака.
Эпона оскалила зубы и подняла кинжал, готовая ринуться в схватку.
ГЛАВА 21
И сама Эпона, и ее поведение настолько изумили Колексеса, что он на какой-то миг забыл о присутствии шаманов. В шатре витала незримая угроза, но эта желтоволосая женщина с кинжалом в руке и воинственным блеском в глазах готова была сражаться бок о бок с Кажаком, невзирая на то, что их было всего двое. Во всей долгой жизни Колексеса подобное еще никогда не случалось в скифском шатре.
Со всей энергией, которую Кажак помнил по прежним временам, Колексес махнул рукой, как бы разрубая воздух, призывая к молчанию.
– Кто эта женщина? – спросил он.
Необычная громкость и решительность его голоса не осталась незамеченной ни шаманами, которые нехотя перестали бить в свои барабаны, ни остальными собравшимися скифами; обнажив оружие, они ждали дальнейшего развития событий.
Эпона перебрасывала кинжал из руки в руку; этому боевому приему, долженствующему устрашать врагов, ее обучили еще в детстве, и она проделывала его с большой ловкостью.
Скифы с изумлением следили за сверкающей сталью.
– Это кельтская женщина, – громким голосом провозгласил Кажак. – Она наделена необыкновенными способностями.
– Наделена способностями? Женщина? – Глаза Колексеса вдруг выглянули из сети морщин; он кашлянул и сплюнул, чтобы выразить свое презрение. Шаманы осклабились в язвительной усмешке. – Какие способности могут быть у женщины? – спросил Колексес.
– Эта женщина обладает колдовскими способностями, – сказал Кажак, тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем его произнести, и внимательно наблюдая за выражением лица Колексеса. – Ты еще никогда не видел таких чудес. Она может оживить мертвую лошадь. Может изменить погоду. Кажак привез тебе поистине великое сокровище.
Эпона метнула на него гневный взгляд, но он этого не заметил. Он расхваливал ее более беззастенчиво, чем это сделал бы кельт, приписывая ей способности, какими она не обладала и каких она, естественно, не могла бы продемонстрировать. Кто может воскресить мертвых, перешедших в иной мир? Если скифы разгневаны уже сейчас, они будут просто в неистовой ярости, когда узнают правду.
Кажак поставил ее в ложное положение: это никак не благоприятствует началу новой жизни в новом племени.
