им из-за одной из наших женщин.

– Не из-за меня, – смеясь, сказала Лайза.

– И не из-за меня, – улыбаясь, повторила Феба. А я здесь при чем? – пробормотала Шошанна, наклонив покрасневшее лицо над тарелкой.

Все остальные обменялись многозначительными взглядами и резко сменили тему разговора.

На следующий день Лайза меняла белье в палате, когда туда вошла Феба с Джей-Джеем на руках. Все солдаты, его старые друзья, зазывали мальчика к себе, а вирджинец дружелюбно обратился к Лайзе, сортирующей кучу белья для прачечной возле него:

– Какой хороший мальчуган. Кому… – внезапно нахмурился, затем проглотил подступивший к горлу комок. – Не думал, что те двое замужем. Кому, – постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно, – он принадлежит?

– Мне, – сказала Лайза многозначительно. – Феба не замужем. – Она лукаво посмотрела на него. – Шошанна – тоже.

Она думала, что ему хотелось услышать именно это заверение, и удивилась, когда он, широко открыв глаза, сел, закричав от боли, прикоснувшись задом к кровати, и спросил прерывающимся голосом:

– Вы… вы с мужем имеете совместного ребенка?

– Рядовой Гленденнинг, – раздраженно отрезала Лайза, – какой ненормальный интерес вы проявляете к моему прошлому, или вас беспокоит моя нравственность? Уверяю, Джей-Джей родился в браке с моим законным мужем. Вас удовлетворило мое заявление, или вам бы хотелось взглянуть на мое брачное свидетельство?

– Очень хотелось бы взглянуть, но сомневаюсь, что вы покажете его мне или кому-либо еще, миссис Микэ, – ответил солдат, сделав ударение на имени. Лайза побледнела, затем покраснела, ее бросало то в жар, то в холод. Казалось, что ему каким-то образом известно о ней все. Или, если не все – вспомнилась его удивленная реакция на Джей-Джея и Гленниз, – то он наверняка знает, что она не миссис Микэ.

Может, рассказать Эли? Может ли он… о Боже! Может ли оказаться шпионом?

Вряд ли. По ее мнению, вирджинец слишком честен и откровенен, чтобы быть хорошим шпионом, но на этой войне случаются странные вещи, – она подумала о Крейг, – и если есть хоть небольшая вероятность…

Как всегда, Лайза направилась со своими вопросами к Эли, и вскоре после этого разговора рядового Гленденнинга подняли с постели и привели на собственных ногах в маленький кабинет доктора в сопровождении Дэниела, на которого он мог в любую минуту опереться. Затем Дэниел, как договорились заранее, удалился, закрыв за собой дверь, и Эли остался наедине с солдатом.

– Не предлагаю вам сесть, рядовой Гленденнинг.

– Зовите меня Чарли. Вы правы, лучше постою.

– Чарли, разрешите сразу перейти к делу. Почему вы так интересуетесь миссис Микэ?

– Знаю, что она не миссис Микэ.

Лицо Эли осталось невозмутимым. Он осторожно подбирал слова.

– Вопрос не в том, является ли она миссис Микэ или нет, а в том, почему вас это так интересует?

– Потому что ее муж – мой лучший друг, и он измучен ее поисками.

– Возможно, поясните?

– Вы хотите объяснений, как случилось, что рядовой пехотинец стал другом английского лорда? – По выражению лица Эли он понял, что попал в точку. – Да, доктор, я действительно знаю Торна Холлоуэя. Мы вместе останавливались в гостиницах между Нью-Йорком и Нью-Джерси в течение нашего многонедельного блуждания. О Лайзе Холлоуэй ее муж рассказал мне все – как голодающий не может оторваться от еды, так он не мог не говорить о ней. Его заставили вернуться в Нью-Йорк, потому что, хотя его уволили из армии, не могли лишить британского происхождения. Не считаю этого человека своим врагом, что бы ни происходило между нашими странами, и мне кажется неправильным, когда жена по собственному желанию находится здесь, а муж там.

– Она здесь не на пикнике, – резко напомнил ему Эли. – Несмотря на то, что Торн ваш друг, вы вступили в американскую армию, не так ли? У Лайзы был еще более трудный выбор, но она приняла такое же, как и вы, решение – тоже вступила в американскую армию, отдала свой дом под госпиталь, все, что производится на ее фермах, поступает солдатам. И только Бог знает, как ей удается так работать. У нее было не так уж много личного счастья с тех пор, как они расстались, и последнее, в чем наша хозяйка меньше всего нуждается, так это в осуждении со стороны самодовольного педанта.

Чарли усмехнулся, ничуть не смущенный таким нелестным отзывом о себе.

– Вы очень хороший друг, доктор Бен. Мне было бы приятно служить у вас. – Затем выражение его лица стало серьезным. – Поймите, никто не осуждает ее, клянусь, нет; но признайте, печально, что после всех рассказов Торна открывается самая важная тайна этой женщины, о которой ее муж не знает, – у них родился сын.

– Между нами, Чарли, – плечи Эли непроизвольно опустились, – это тоже всегда беспокоило меня. Мы с Лайзой говорили об этом, и знаю, что она собирается рассказать мужу, когда закончится война. Права она или нет – судить не нам. Это ее решение.

– Если бы даже нашелся способ переслать Торну письмо в разгар этой войны, чего нельзя сделать, – честно заверил его Чарли, – клянусь, ни словом не обмолвился бы о Джей-Джее, если именно это вас беспокоит. Как вы уже сказали, решать должны они сами. Мне даже в голову не приходило так грубо прикоснуться к ее жизни, а, по-видимому, это случилось, раз так напугал ее. Торн просил меня, если мы с Лайзой когда-нибудь встретимся, не говорить ей, что ему известно ее местонахождение, потому что боится ее нового бегства.

– Она больше не убежит: здесь ее дом и в нем она решила остаться. Придется придумать какую-нибудь историю о вас, чтобы не волновать ее.