Лайза и Шошанна захихикали снова, Феба величественно замолчала, и Эли первым расхохотался, задыхаясь от смеха и вытирая слезы.
– Ей-богу, сегодня ночью понадобится, по меньшей мере, месячная норма настойки опия.
Когда они прибыли в Грейс-Холл, Тилли ждала их в кухне, покачивая на руках Гленниз.
– Малышка вела себя прекрасно, мисс Лайза, – выпалила служанка, предваряя вопрос. – Только один раз начала беспокоиться, и я дала ей палец от перчатки, наполненный молоком, и, как вы говорили, это успокоило ее. После этого не было ни единого звука.
Будто противореча ей, Гленниз открыла заспанные глаза и издала слабый жалобный писк, всегда разрывавший сердце Лайзы – ей бы ничего не было жалко, чтобы услышать возмущенный, как у Джей- Джея, вопль.
– Поднимусь с ней наверх. – Она потянулась за ребенком, но Эли твердо сказал: – Выпей чего-нибудь горячего сначала, тебе это необходимо.
– Да, действительно, мисс Лайза. – Тилли вскочила со стула и усадила хозяйку. Лайза, прикрыв плащом, как занавеской, обнаженную грудь, приложила к ней Гленниз, а свободной рукой приняла кружку, протянутую Шошанной.
Вдруг со стороны операционной до них донесся крик, полный боли и гнева, и Эли прислушался.
– Что происходит?
– Около двадцати минут назад несколько солдат принесли своего товарища. Не знаю, насколько тяжело он ранен, но ругается отменно. Доктор Дэниел и доктор Холланд находятся сейчас с ним.
– Пойду с тобой, Эли, – предложила Шошанна, и Эли кивнул в знак благодарности. Поставив кружки с сидром, они поспешили по крытому переходу в операционную, где взволнованный Аза Холланд и усмехающийся Дэниел пытались оказать помощь солдату, активно сопротивлявшемуся.
– Что происходит? – властным голосом спросил Эли, и доктор Холланд посмотрел на него с искренним облегчением.
– Безобразие, – взвыл солдат, лежащий на операционном столе лицом вниз со спущенными до лодыжек бриджами, – этот проклятый болван, выдающий себя за доктора, вылил на задницу прекрасный добрый ром, который чертовски жжет, вместо того чтобы предложить его принять внутрь, где бы он сделал доброе дело.
– Этот «проклятый болван» действует по моему приказу, а я, прежде чем вы успеете спросить, доктор бен-Ашер, руководитель этого госпиталя. Что с пациентом, доктор Холланд?
– А с ним ничего особенного, – вмешался опять солдат, – какой-то дурак-фермер влепил крупную дробь, когда мне хотелось всего лишь пару цыплят для нашего котелка – органическое отвращение к чувству голода.
– Не указывайте фермера и цыплят в рапорте, – приказал Эли, подходя ближе. – В него выстрелил неизвестный человек, когда он стоял на посту. Все слышали это? На твоем месте, солдат, я бы так не распространялся о своем «подвиге», пока тебе плетью не разукрасили спину так, чтобы ничем не отличалась от усыпанного дробью зада. Воровство – даже пищи – проступок, наказуемый поркой. Можете идти, Аза. Дэниел, где ром? Дай его Шошанне. Лягте, рядовой, вы дьявольски надоедливы. – Он толкнул солдата в затылок и прижал его лицо к столу. – Ром мы используем для того, чтобы избежать инфекции. Полей, Шошанна, пожалуйста.
Шошанна щедрой рукой полила зад солдата, затем, налив его в стакан, предложила:
– Выпейте, прежде чем доктор бен-Ашер начнет вытаскивать дробь.
Услышав ее голос, солдат приподнял голову, издав невероятные проклятия, попытался натянуть бриджи, но Эли успел придавить локтем его спину. Он не смог двигаться и лежал, вопя от возмущения.
– Что эта женщина делает здесь, когда я лежу голый, как осел? Выставьте ее отсюда.
– Рядовой Кто-бы-ты-ни-был, – возмутилась Шошанна, надвигаясь на него с упертыми в бока руками. – Так уж вышло, что я медицинская сестра в этом госпитале и могу заверить, что если кто-либо имел дело хоть с одной задницей солдата, то, за исключением небольшой разницы в размерах, может считать, что видел их все. Мне не только пришлось видеть их дюжинами, но мыть и вытирать; а в вашей нет ничего особенного, кроме того, что представляет собой кровавое глупое место, в которое всажена дробь. Выпейте ром и прекратите понапрасну тратить наше время.
Протянув руку, раненый взял стакан, поднял голову и вылил ром в горло, как воду.
– Еще, – грубовато потребовал он, возвращая стакан.
– Ладно, Шошанна, – согласился Эли, – пусть выпьет и успокоится.
Шошанна налила еще рому, и солдат выпил снова. Затем, повинуясь кивку Эли, Дэниел прижал его, а Шошанна опустилась на колени, чтобы оказаться с раненым на одном уровне, обняла его одной рукой и зажала его руку, свесившуюся со стола. Повернувшись, солдат встретился с ее взглядом.
– Как вас зовут? – прошептала Шошанна.
– Чарльз Стюарт Гленденнинг. О, какого дьявола…
– Продолжайте разговаривать; это продлится недолго. Вы хотите, чтобы дробь осталась там?
– Нет… проклятие! Продолжайте разговаривать вы.
– Откуда вы родом, рядовой Гленденнинг?
– Из божьей страны, мадам. Из Вирджинии. А сейчас прибыл из Англии. В этот адский климат, в это идиотское место под названием Нью-Джерси. Перепрыгнув, ох… – Пот выступил на его лбу, и Шошанна ласково стерла его рукой. – А вы откуда родом, мадам?
– Из Нью-Джерси, – смеясь, ответила Шошанна.
– Так вот чем это объясняется, – сказал он мрачно.