менее при образовании неологизма мы имеем, как правило, дело со считанными словоформами, обусловленными в стиховом ряду всегда слого-акцентными, а иногда ещё и рифмическими ограничителями выбора. Следовательно, из этого ограниченного списка всегда можно методом сплошного перебора выбрать наиболее предпочтительный вариант. Он-то и оказывается единственно возможной рифмой-неологизмом. 'Запад' идеально рифмуется с оборотом 'внезап ад', а в контексте со слепотою, постигшей поэта, данная рифмовка воспринимается как личностно аутентичная, стилистически точная находка. Согласимся, это укрепляет в нас убеждение, что русская строфа (пусть даже каким-либо потаенным образом) первична, а испанская – вторична.
Без Борхеса скучаю – трёхтомник Борхеса у меня отобрали и не вернули… Борхесом оказываюсь я. Смотри развитие этой темы в поэме 'Буэнос Айрес'.
КОМПАС
Компас – тоже лейтмотивный образ в контексте всего творчества Борхеса. С компасом мы, как правило, сталкиваемся в раннем детстве, когда ребёнок ещё не перестал верить в сказки, и таинственное поведение компаса воспринимается им как настоящее чудо, порождающее веру в другие чудеса. Очень важно показать ребёнку в детстве этот прибор, дать ему поиграть с ним – как эта игрушка развивает воображение! Вот почему взгляд на компас почти всегда будит в нас, взрослых, ностальгические воспоминания о дщетстве. Предмет, который сам по себе обладает таким ценным свойством – отсылать в детство, это ещё и великий поэтический символ, но открыл его в таком качестве Борхес. Компас как символ суггестирует архетипическое переживание, хотя и сугубо личностное, как полёт во сне, к примеру. Ведь детство, как и сновидение, у каждого своё… Сплав архетипического и интимного придаёт сонету мистическую глубину, недостижимую средствами прозы.
ПОЭТ ХIII ВЕКА
Сонетный канон был переоткрыт в Италии в ХIII веке, однако как форма стихосложения существовал задолго до этого в языке Ура Халдейского. Переоткрытие сонетного канона столь же объективно, как изобретение колеса, к примеру. Число 14 (по количеству строк), противопоставленное 'числу зверя', тоже имеет символическое значение: 'И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сидения локотники, и два льва стояло у локотников, и ещё двенадцать львов стояли на шести ступенях по обе стороны' (3 Царств: 10, 18- 20). Сонет, следовательно, символизирует трон Соломона, а может быть и наоборот – трон Соломона – это символ сонета, известного с древнейших времён.
ГОЛЕМ
Перед нами одно из немногих литературных произведений, открыто осудивших мужеложество. До Борхеса на подобное осмеливался лишь Бодлер ('Скелет-землерой', 'Злосчастный стекольщик') и Достоевский ('Бесы'). Но даже предшественники Борхеса взывали к догадливости читателя, тогда как Хорхе называет вещи прямо. На традиционный русский вопрос: 'Откуда у хлопца испанская грусть?' – Борхес даёт исчерпывающий ответ: мы испанцы, как и вы, русские, ненавидим гомосексуализм.
Поэма повествует об истории открытия тайны имени 'Вадим', в котором есть анаграмма 'вид мадам (а дева!)'. Борхес свидетельствует (а кто станет сомневаться в его компетентности по данному вопросу?): во- первых, это таинственное имя непременно должно быть страшным, потому что об этом говорит Бог: 'Я Царь великий, и имя Моё страшно у народов' (Малахии 1,14). Иудеи просмотрели все человеческие имена на предмет их анаграмматического значения и методом сплошного перебора открыли тайну имени 'Вадим', которое само по себе образует анаграмму-шараду: 'В ад им!'. Но оно еще этимологизируется как 'Диавол' и 'Сатана'! Какое из имён может быть страшнее? Во-вторых, это имя должно состоять из четырёх элементов (составлять так называемый тетраграмматон). Мое имя, рассмотренное как шарада, отвечает и этому требованию: предлог 'в', существительное 'ад', местоимение 'им', восклицательный знак '!' – всего четыре элемента. В третьих, оно должно для большинства людей быть до поры до времени тайной: 'Слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите' (Мф: 13,14). знать чубуквы ты накурился, той, что в крокодиле… – слово 'буква' в русском языке максимально полно рифмуется только с ретрологизмом 'чубуква'. Это слово существовало в старину, да забыто. Чубуква – это смола конопли, остающаяся в чубуке при курении казаком люльки. Вставляет чубуква раза в два сильнее, чем исходный продукт, именуемый здесь по аналогии с цветом и кровожадностью 'крокодилом'.
История моя – про грех на праге… – стих отсылает к книге Бытия: 'Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним' (Бытие: 4,7). Рифма-омофон 'праге-Праги' свидетельствует о первичности русского текста.
Для книжечки названия избрав тор… Речь идёт о названии сборника 'изопов' известного нашего авангардиста А.А.Вознесенского 'О'. Совершенно очевидно, что А.А.В. назвал так свой сборник по специальному указанию, а не сам до него додумался, но 'забыл' указать источник заимствования. Просто Борхесу надо было срифмовать слово 'автор', а оно в русском языке кроме как с бессмысленным пока оборотом 'избрав тор' не рифмуется. Дабы придать ему смысл, данный артефакт, собственно, и понадобился. денотанты – слуги семы. Денотант – термин структурной лингвистики, означает всё то (вещь, свойство, отношение), что обозначаемо денотатом (словом). Его синонимы: означаемое и означающее. Сема – в современной лингвистике – единица смысла, структурный элемент содержания. Утверждение 'денотанты – слуги семы' это наукообразный перифраз первого стиха Евангелия от Иоанна: 'В начале было Слово'.
ДРУГОЙ
В первом катрене речь идёт о стихе Гомера, с которого начинается 'Илиада': 'Вышла из мрака с перстами пурпурными Эос'.
Веет там, где хочет чадо тёмки…- перифраз слов Евангелия: 'Дух дышит, где хочет' (Иоанна, 3,8) и книги Бытия: 'Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух божий носился над водою' (Бытие: 1,2).
