сомнения. Но это была новость, как ни крути. Ее нельзя просто проигнорировать, да и место на полосе надо же чем-то заполнять.

К тому же, ему очень понравилось начало статьи: «Потенциальный конкурент „Таймс“, старейшей газеты Анк-Морпорка, начал работу на Блестящей улице».

– Ты здорово научилась писать заметки, – похвалил он, взглянув через стол на Сахариссу.

– Да, – согласилась она. – Теперь, если я увижу голого человека, я обязательно спрошу его имя и адрес, потому что…

– …имена продают газеты, – хором закончили они.

Он откинулся на спинку стула и отхлебнул ужасного на вкус гномьего чая. В данную конкретную минуту он испытывал необычное блаженство. «Странное слово», – подумал он. Одно из тех слов, которые описывают нечто бесшумное, но если бы оно могло издавать звуки, то звучало бы именно так. Блажжже-енство. Как будто пчелы собирают сладкий мед.

В данную секунду он был абсолютно свободен. Очередной номер газеты отправили в кроватку, укутали в одеяльце и прочли молитву на ночь. Работа была закончена. Разносчики уже возвращались за дополнительными экземплярами, они выстроились в очередь, которая ругалась и плевалась; все они волокли за собой разнообразные тележки и лотки на колесах, чтобы вывезти пачки газет на улицы города. Конечно, примерно через час ненасытный печатный пресс опять проголодается, и Вильяму придется снова толкать в гору здоровенный камень, прямо как этому парню из мифа… как бишь его звали…?

– Как звали того героя, которого приговорили катить камень в гору, и каждый раз, как он добирался до вершины, камень опять скатывался вниз? – спросил Вильям.

Сахарисса даже не подняла взгляд.

– Наверное, тот, кому нужна тачка? – предположила она и с силой наколола на пику лист бумаги.

По ее голосу Вильям понял, что она занята каким-то неприятным делом.

– Над чем работаешь? – спросил он.

– Отчет о заседании Анк-Морпоркского Общества Анонимных Аккордеонистов, – ответила она, продолжая быстро что-то царапать на листе бумаги.

– С ним что-то не так?

– Да. Пунктуация. Ее нет. Похоже, нам придется заказать еще ящик запятых.

– Ну и чего ты с ним тогда возишься?

– Двадцать шесть человек упомянуты по имени.

– Как аккордеонисты?

– Да.

– Они потом жаловаться не будут?

– Их никто не заставлял играть на аккордеоне. О, кстати, на Бродвее случилась крупная авария. Перевернулась телега, и на дорогу высыпались несколько тонн муки, от этого попятилась пара лошадей, они опрокинули свою повозку, полную свежих яиц, а уже из-за этого с третьей телеги упали тридцать бидонов молока… Как думаешь, такой заголовок сойдет?

Она показала ему лист бумаги, на котором было написано:

Вильям внимательно прочитал. Да. То, что нужно. И юмора сколько надо. Это было как раз то, что вызовет всеобщее веселье за столом мисс Секретум.

– Убери второй восклицательный знак, – посоветовал он. – В остальном все отлично. Как ты узнала об этом происшествии?

– О, констебль Фиддмент заглянул на минутку и рассказал мне, – ответила Сахарисса.

Она опустила взгляд и стала без нужды перекладывать бумажки на столе.

– Честно говоря, я думаю, он слегка неравнодушен ко мне.

Маленькая часть эго Вильяма, о существовании которой он до настоящего момента даже и не подозревал, окаменела от злости. Похоже, просто огромное количество молодых людей были счастливы рассказать Сахариссе последние новости. Он услышал собственный голос:

– Ваймс не желает, чтобы его сотрудники делились с нами информацией.

– Не думаю, что информация о куче разбитых яиц считается такой уж важной.

– Да, но…

– В любом случае, что я могу поделать, если молодой человек сам хочет мне что-то рассказать?

– Полагаю, ничего, но…

– Так или иначе, это пригодится нам для следующего номера, – Сахарисса зевнула. – Все, я пошла домой.

Вильям вскочил на ноги так быстро, что ободрал колени об стол.

– Я провожу тебя, – сказал он.

– Боги всемогущие, уже почти без четверти восемь, – сказала Сахарисса, надевая пальто. – Почему мы так много работаем?

– Потому что печатный пресс никогда не спит, – ответил Вильям.

Пока они шли по тихой улице, Вильям размышлял о том, что Ветинари был, похоже, прав насчет этого пресса. Было в нем что-то… неотразимое. Он был вроде собаки, которая жалостно смотрит на тебя, пока не дашь ей еды. Немного опасной собаки. «Собака укусила человека», – подумал он. Это не новость. Это старость.

Сахарисса позволила ему проводить себя до нужной улицы, но в самом ее начале остановилась.

– Дедушке не понравится, если меня увидят с тобой, – сказала она. – Это глупо, я знаю, но… соседи, понимаешь? И все эти проблемы с Гильдией.

– Понимаю. Гм.

Они взглянули друг на друга, и на минуту в воздухе повисло неловкое молчание.

– Э, не знаю даже с чего начать, – пробормотал Вильям, который знал, что рано или поздно объясниться все равно придется, – но, в общем, я должен сказать, что ты очень привлекательная девушка, но, понимаешь, не мой тип.

Она посмотрела на него самым старым взглядом из тех, что ему доводилось видеть, и сказала:

– Ну что же, ты произнес впечатляющую речь, прими мою благодарность.

– Я просто подумал, что ты и я… мы же работаем все время вместе…

– Нет, нет, я рада, что это, наконец, прозвучало вслух, – прервала его Сахарисса. – С таким даром красноречия, как у тебя, девушки, наверное, в очередь становятся, да? Ну все, до завтра.

Он смотрел ей вслед, пока она шла по улице к дому. Через пару минут в окне