что даже мистер Гвоздь, которому в других обстоятельствах нравились такие зрелища, вынужден был отвести глаза.

Зато он смог разглядеть тень на стене. Вопреки ожиданиям, она росла. Уши тоже.

– Еще в'просы? – поинтересовался оборотень.

Отросшие клыки еще сильнее исказили его речь. Его дыхание воняло даже хуже, чем костюм мистера Тюльпана.

– А… – прохрипел мистер Гвоздь, вынужденный стоять на цыпочках, – теперь я понимаю, мы забрели не туда, куда нужно.

– Я т'же так думаю.

У бара мистер Тюльпан отбил горлышко бутылки и многозначительно сжал «розочку» в руке.

В комнате снова повисла свирепая тишина, заполненная молчаливыми вычислениями личных выгод и потенциальных потерь.

Мистер Тюльпан разбил бутылку о свой собственный лоб. В этот момент, он, казалось, вообще не думал о публике. Просто у него в руках оказалась бутылка, которая больше была не нужна. Поставить ее на стойку было бы напрасной тратой усилий на координацию движений.

Некоторые вычисления были пересмотрены.

– Он человек? – спросил оборотень.

– Ну, «человек» это, конечно, всего лишь слово, – ответил мистер Гвоздь.

Он почувствовал, как его медленно опускают на пол.

– Мы пойдем, пожалуй, – осторожно сказал он.

– Ага, – ответил оборотень.

Мистер Тюльпан тем временем разбил банку с какими-то маринованными огурцами, или, по крайней мере, штуками, которые были длинными, толстыми и зелеными, и теперь пытался засунуть одну из них себе в нос.

– Но, кстати, если мы захотим остаться, то останемся, – попытался сохранить лицо мистер Гвоздь.

– Ага. Но вы хотите уйти. И ваш… друг тоже, – сказал оборотень.

Мистер Гвоздь попятился к двери.

– Мистер Тюльпан, у нас есть дела в другом месте, – позвал он. – Фу, вынь этот чертов огурец из носа! Предполагается, что мы профессионалы!

– Это не огурец, – сказал голос из темноты.

Мистер Гвоздь был необычайно рад, когда дверь «Гробов» наконец захлопнулась за ними. К своему удивлению, он даже расслышал, как задвинули засов.

– Да уж, могло бы все пройти и получше, – сказал он, отряхивая с пиджака пыль и шерсть.

– Что теперь? – спросил мистер Тюльпан.

– Пора подумать о плане «Б», – сказал Гвоздь.

– Почему бы нам просто не колотить всех подряд, б…, пока кто-нибудь не скажет нам, где этот пес? – спросил мистер Тюльпан.

– Заманчиво, – признал мистер Гвоздь, – но это мы прибережем для плана «Ц»…

– Бляха-муха!

Они одновременно обернулись.

– Согнуть паточные края, я г'рил им! – бормотал Старый Вонючка Рон, хромавший по улице, сжимая пачку «Таймс» в одной руке и поводок своей неописуемой дворняжки – в другой. Тут он заметил, что «Новая Фирма» смотрит на него.

– Харглигарлиюрп? – закричал он. – Лэйарр Бнип! Х'тите газету, г'спода?

Мистеру Гвоздю показалось, что последнее предложение, вроде бы произнесенное тем же голосом, тем не менее, неуловимо чем-то отличалось от остальных. Так или иначе, в нем хотя бы имелся смысл.

– Мелочь есть? – спросил он у мистера Тюльпана, хлопая себя по карманам.

– Ты что, собираешься купить ее, б…? – поразился тот.

– Всему свое время, мистер Тюльпан, всему свое место. Вот, держите, мистер.

– Рука тысячелетия и креветка, бляха-муха, – сказал Рон и добавил: – Премного благодарен, г'спода.

Мистер Гвоздь раскрыл «Таймс».

– Смотри-ка, тут… – он замолчал и вчитался внимательнее. – «Вы Видели Эту Собаку?» – прочел он вслух. – Ух ты…

Он уставился на Рона.

– Ты много этих газет продаешь?

– Квиддл слопс, я г'рил им. Ага, сотни.

Ну вот, опять. Слабое чувство, что голосов было два.

– Сотни, – повторил мистер Гвоздь.

Он поглядел на собаку продавца газет. Она была весьма похожа на ту, что нарисована в газете, но, в прочем, все терьеры похожи друг на друга. Эта, по крайней мере, была на поводке.

– Сотни, – снова повторил он и перечитал короткое объявление.

Потом уставился в никуда.

– Думаю, у нас теперь есть план «Б», – наконец объявил он.

Когда они пошли прочь, пес продавца газет очень внимательно посмотрел им вслед.

– Слишком близко, я даже занервничал, – сказал он, когда «Новая Фирма» скрылась за углом.

Старый Вонючка Рон положил газеты прямо в лужу и откуда-то из глубин своего громадного пальто извлек холодную сосиску.

Он разломил ее на три равных части.