История совершенно заурядного банкротства, постигшего мелкого буржуа, резко контрастирует с грандиозными и нередко гиперболизированными событиями, описанными в романах Бальзака, и сообщает еще большую правдивость и полноту тому миру, который изображен в «Человеческой комедии».

Так еще раз удается ему перевоплотить в великолепные образы все, что еще вчера его угнетало.

Свободный, радостный и поздоровевший, Бальзак возвращается осенью в Париж.

Годы 1836 и 1837 были тяжелыми, катастрофическими годами в жизни Бальзака. И если бы к нему вообще была применима обычная мера, то 1838 год непременно должен был принести перелом.

Летом графиня Висконти покрыла его самые неотложные долги. За «Цезаря Бирото», которого он написал в течение двух месяцев, его вознаградили весьма щедро. Писатель никогда еще не получал столь высокого гонорара. Двадцать тысяч франков наличными уплатили ему за одно только право опубликовать роман в газете. В ту пору, когда деньги были гораздо дороже, а налогов и вовсе не было, двадцать тысяч франков были поистине огромной суммой. Бальзак котируется так высоко, что, если учесть его беспримерную трудоспособность и огромный запас еще не опубликованных материалов, он легко мог бы заработать от шестидесяти до ста тысяч франков в год. Живя вполне комфортабельно и работая без всякой спешки, он прекрасно может в течение двух лет освободиться от всех долгов. Едва ли была у него когда- либо лучшая возможность, чем теперь, чтобы ввести, наконец, сваю жизнь в колею. Романы его с каждым годом становятся доходнее, готовится к печати большое собрание его сочинений, и прославленное имя Бальзака становится именем европейским.

Но такова уж его природа. Он вовсе не жаждет порядка. И именно тогда, когда небеса начинают проясняться, он, из чувства, быть может неосознанного, но извечно ему свойственного, из чувства противоречия, ухитряется навлечь на себя новые бури. Корабль его уже готов войти в мирную гавань, но тут он меняет курс и устремляется опять в бушующее море. Именно в тот самый год, когда жизнь его как будто начинает упорядочиваться, он окончательно расстраивает ее двумя чудовищными сумасбродствами.

Сумасбродства Бальзака обладают одной типичной для него особенностью, а именно – истоки их всегда совершенно разумны. Все его предприятия построены на реальных, здоровых и ясных наблюдениях. В основе их лежит правильный и точный расчет. Печатня и наборный цех были, как доказали преемники Бальзака, весьма доходным предприятием. «Кроник де Пари», издаваемая столь блестящими сотрудниками, могла бы стать одной из влиятельнейших парижских газет. Но все дела, а часто и книги Бальзака портит одно роковое обстоятельство – нетерпеливый до страсти и страстный от нетерпения, он сразу же все доводит до крайности и никогда не в силах удержаться в разумных границах. Довести все до размеров грандиозного – эта величайшая сила Бальзака, проявляющаяся в его романах, становится роковой, как только он переходит к практическим начинаниям, как только поэт вступает в мир трезвых, а порою и мелочных расчетов.

Новое предприятие Бальзака в основе своей тоже логично. Оно возникло в результате честного и вполне понятного стремления художника обеспечить себе, наконец, вожделенный покой. Годами влечет его извечная мечта всех творческих натур: скромный, уединенный домик на лоне природы, где, не тревожимый никем, поэт может всецело предаться осуществлению своей сокровенной задачи, – словом, нечто вроде виллы Делис Вольтера, Монморанси Жан Жака, Воклюза Петрарки. Париж был хорош для художника в его юные годы, пока он мог жить там, еще неизвестный и незаметный, наблюдая за окружающей жизнью. Теперь же, когда наблюдают за ним самим, когда каждая мелкая подробность его частной жизни становится достоянием прессы, когда журналисты и кредиторы вырывают друг у друга ручку звонка на дверях его квартиры, Бальзак чувствует, что его личная свобода стеснена, что его творческая сосредоточенность нарушена. Итак, стоит ли продолжать жить в Париже?

Прошли времена, когда он вынужден был обивать пороги редакций. Подобно королям Франции, которые управляют страной из Блуа и Версаля, он тоже может господствовать над прессой и публикой из своего приятного далека. А кроме того, он устал каждое лето гостить то у Маргоннов, то у Карро, то у разных других друзей. Как любому крестьянину, как любому рантье, Бальзаку хочется (ведь ему уже тридцать восемь!) иметь собственный скромный маленький домик. Давным-давно собирался он приобрести такой сельский дом, «Ла Гренадьер» в Турени, постоянно там жить и работать, не отказываясь, впрочем, и от своей парижской квартиры. Но ему ни разу еще не удавалось наскрести необходимые средства. Теперь же Бальзак стал бережлив и изменяет прежнее свое решение (кстати сказать, все его самые безумные эксперименты всегда начинаются с попытки сократить свой бюджет). Стоит ли иметь дачу на лоне природы и при этом квартиру в Париже? Не лучше ли, не дешевле ли подыскать себе домик где-нибудь в окрестностях Парижа, в какой- нибудь живописной сельской местности, и жить там круглый год, вдали от докучных притязаний столичных обитателей? А в то же время он будет находиться достаточно близко к Парижу и иметь возможность в любое мгновение съездить туда по делам или развлечься.

Бальзаку не надо долго напрягать свою память, чтобы найти подходящее место. Память у него поистине демоническая, и до конца дней своих помнит он о каждом холме и о каждом строении, которые хотя бы на миг приковали к себе его внимание. Он много раз ездил в Версаль – сперва к герцогине д'Абрантес, потом к графине Висконти – и тогда-то ему и приглянулась долина вокруг Севра и Вилль д'Авре. Здесь, как ему кажется, можно обрести «свежую тень, аромат и зелень швейцарской долины». Как чудесно после утомительной работы глядеть с холмов на серебряную, извивающуюся как змея Сену, на широкую панораму, а вокруг тебя только виноградники, сады и поля! И при том он будет рядом с Парижем, с этим Парижем, стать властелином которого он некогда поклялся. Построить загородный домик без всякой роскоши, домик, как бы созданный для работы, и к тому же недорогой. И забыть раз навсегда о ежеквартальных взносах арендной платы.

Как всегда, Бальзак принял решение мгновенно. И он пишет г-же Ганской, что начинает подыскивать себе в этой «неприметной деревеньке» «простенькую хижину». В сентябре 1837 года он подписывает контракт с супругами Вале, согласно которому Бальзак приобретает за четыре с половиной тысячи франков участок в восемь аров и двадцать восемь сентиаров вместе с маленьким домиком и службами. По бальзаковским масштабам, весьма скромная сделка и к тому же вполне разумная с чисто деловой точки зрения. Для человека, зарабатывающего от пятидесяти до восьмидесяти тысяч франков в год, приобрести столь удобно расположенный участок не слишком обременительно. Пройдет неделя, много – две, расходы будут покрыты, и исполнится давняя и заветная мечта.

Но едва только Бальзак прикасается к деньгам, как в дело вмешивается некий демон, тот самый демон, который вынуждает игрока удваивать свои ставки, учетверять, удесятерять. Не успел еще Бальзак стать счастливым обладателем собственного клочка земли, как оказалось, что ему этого мало. Каким-то образом он узнал, что проектируемая железная дорога Париж – Версаль пройдет совсем рядом, Севрский вокзал будет расположен бок о бок с его участком. Тотчас же Бальзак говорит себе, – опять-таки проявляя правильное чутье, – что земельные участки вблизи этого вокзала в ближайшее время должны подняться в цене. Следовательно, нужно покупать земельные участки! И Бальзак жадно и спешно скупает, разумеется теряя при этом всякую меру, соседние участки у крестьян и мелких землевладельцев, которые быстро смекают, что этот нетерпеливый толстяк готов без долгих разговоров заплатить им любую цену. Несколько недель спустя Бальзак, успев уже позабыть свою мечту о скромном маленьком домике, воображает себя