покой. И тогда я без шума и гама распрощаюсь со всеми моими надеждами и честолюбивыми планами».

Так пишет Бальзак. Свидетельства друзей и посетителей звучат по-иному. В них, во всех без исключения, слышится с трудом подавляемый смех, и даже лучшие, благожелательные друзья Бальзака вынуждены приложить усилия, чтобы сохранять полную серьезность, когда он с опьяняющим красноречием описывает им прелести своего имения. Домик, который удивительным образом предвосхищает архитектурные идеи Корбюзье и его приверженцев, напоминает пустую птичью клетку. В саду, который Бальзаку в мечтах его представляется раем, лишь несколько тощих саженцев воздевают к небу свои ручонки. Ни одна травинка не зеленеет на глинистой почве.

Наступает октябрь, потом ноябрь, а шумливая толпа мастеровых все еще топчется на участке, ибо Бальзак каждый день придумывает новые усовершенствования. То он собирается устроить оранжереи для своих ананасов, которые намерен продавать в Париже с невероятной прибылью, то вдруг решает насадить токайские лозы и получать вино неведомой дотоле пламенности, то собирается воздвигнуть каменные ворота с гигантской надписью «Ле Жарди» и провести от ворот к дому зеленую крытую аллею. Кроме того, Бальзак руководит перестройкой флигеля графини Висконти, которая и вправду вскоре последует за своим возлюбленным на «уединенный», а в действительности столь шумный холм. Еще не оплачены счета: сорок три тысячи франков за строительные работы, четыре тысячи обойщику, тысяча слесарю и несколько десятков тысяч за прикупленную землю. Пока еще в этом райском саду не растет ничего, кроме процентов по закладной, как вдруг разражается катастрофа.

Совершая покупку, Бальзак слишком доверился бальзаковскому магическому взору и взял слишком бальзаковские темпы. Плененный красотами пейзажа и преждевременными своими мечтаниями о цветущих садах и пламенеющих виноградных лозах, Бальзак совершенно упустил из виду, что следует пригласить специалиста и исследовать почву, а почва эта – мягкая скользкая глина. Однажды утром он просыпается от раската грома и бросается к окну. Небо совершенно ясно, грозы нет и в помине. Это не раскат грома, это обрушилась влетевшая в копеечку ограда. Бальзак в отчаянии.

«Тебе, сестра души моей, – пишет Зюльме Карро, – могу я доверить мою глубочайшую тайну, а именно – я нахожусь сейчас в ужасающем положении. Вся ограда Жарди рухнула. Это вина подрядчика, он не выложил фундамент с соблюдением необходимых правил. Но хотя повинен он один, все тяготы снова падают на мою долю. У него нет ни су, а я уже уплатил ему в качестве задатка восемь тысяч франков».

Но он не может обойтись без этой ограды. Она для него символ его недоступности для всего света, она укрепляет в нем чувство обладания. И вновь призываются рабочие, и вновь возводят стену. И снова проходит несколько дней и дождливых ночей, и снова раздается роковой грохот. Опять осел мягкий грунт, опять рухнула ограда. Но вдобавок возникает новая неприятность. Сосед, на участок которого обрушилась каменная лавина, подает жалобу и грозит процессом. «Кто с землей, тот с войной». Заботы землевладельца – эту тему своего романа «Крестьяне» Бальзаку пришлось выстрадать так же глубоко, как некогда тему «Утраченных иллюзий». И потом его ждет злорадство всего Парижа! Все газеты полны анекдотами о доме, в котором Бальзак – гениальный архитектор – якобы забыл построить лестницу. Посетители, посмеиваясь, возвращаются в Париж и рассказывают, что они с опасностью для жизни вынуждены были карабкаться по беспорядочно нагроможденным каменным глыбам. Анекдоты, правдивые и фантастичные, растут пышнее, чем бальзаковские деревья и цветы. Нисколько не помогает то обстоятельство, что Бальзак все строже уединяется и не приглашает больше гостей. Неизменные посетители с Рю Кассини и Рю де Батай – судебные исполнители и рассыльные – не смущаются крутизной каменистой тропы. Они преисполнены благородных намерений, они собираются сделать несколько просторней тесный домик Бальзака, вывезя из комнат наиболее ценную мебель. Даже в этом убежище, где Бальзак хочет только работать и любоваться красотами природы, начинается старая игра. Чтобы отбить у своих присяжных грабителей охоту к визитам, Бальзак каждый раз, как только наблюдательный пост оповещает его о приближении подозрительного незнакомца, переносит наиболее ценные предметы своей обстановки вниз, к своей возлюбленной. Но как только тучи рассеиваются и судебный исполнитель, не найдя в бальзаковской «клетке для попугая» ничего, кроме письменного стола, железной кровати и нескольких обшарпанных стульев, разочарованный уезжает, всю красивую мебель с хохотом втаскивают снова наверх.

Эта игра в прятки с кредиторами, которая доставляет Бальзаку ребяческое наслаждение и составляет единственную отраду в его длящейся всю жизнь борьбе, удается несколько месяцев подряд.

Но в конце концов он наталкивается на настоящего Гобсека, который, быть может, по его же собственным романам изучил искусство настигать обманщиков-должников. Ростовщик этот, к великой радости парижских любителей сенсаций, подает иск: не к Бальзаку и не к его возлюбленной, а к ни сном, ни духом не виноватому и совершенно беззащитному рогоносцу, к графу Гвидобони-Висконти. Согласно этой жалобе граф:

«С одной стороны, как укрыватель, видимо, убрал в недоступное место часть меблировки г-на Бальзака, с другой стороны, участвовал в вывозе упомянутой мебели из имения Ле Жарди. Помимо того, граф сознательно старался лишить кредиторов г-на Бальзака значительных ценностей, которые служили им залогом их требований. Тем самым он нанес им ущерб, который должен быть возмещен».

И вот греза о Жарди развеялась. Бальзак больше не в силах продолжать игру. «Хижина» обошлась ему в сто тысяч франков – следовательно, дороже, чем иному стоил бы дом на Елисейских полях. Да и с графини Висконти тоже довольно. Непрестанные денежные расчеты совершенно омрачили их отношения, и она покидает Жарди. Но Бальзак не может решиться окончательно распроститься с мечтой о собственности. Еще раз пытается он проделать трюк псевдопродажи за пятнадцать тысяч франков в надежде через несколько лет с триумфом возвратиться в Жарди. Однако эти мечты столь же нереальны, как и все его иллюзии. Снова должен он отправиться на поиски нового убежища. Он находит квартиру в доме на Рю де Пасси. Единственное изо всех его жилищ, которое сохранилось до наших дней и которое мы знаем и чтим как «дом Бальзака».

«Все стало тяжелее, работа и долги», – в этой лаконичной фразе сорокалетний Бальзак описал свое положение. И те три года, которые он провел в своей деревеньке Жарди, не что иное, как отчаянная, все вновь и вновь оканчивающаяся неудачей попытка выпутаться из долгов. Никогда еще Бальзак не работал так лихорадочно, и все-таки вынужден признать, что даже если он будет издавать по пять романов в год, он не сможет погасить сумму, выражающуюся в шестизначных числах. Все напрасно – даже то, что он изо всех своих ящиков извлекает начатые работы, даже то, что он анонимно составляет собрание наполеоновских афоризмов для некоего почтенного буржуа, жаждущего получить орден Почетного легиона. Уже в зените славы Бальзак тайно продает свое перо на потребу чужому тщеславию и бездарности. Громадные суммы, которые ему необходимы, заработать невозможно. Их можно добыть разве посредством волшебства. И так как копи Нурры отказались обогатить его своим серебром, он пытается теперь докопаться до иной, до золотой, жилы.

Преодолевая отчаянную неохоту – ведь у него не лежит душа к этому делу, – Бальзак принуждает себя заняться театром. Он прекрасно знает, что не рожден комедиографом, что он предназначен создать «Человеческую комедию». Внутренний голос подсказывает ему, что дар его никогда не проявится полностью в драматической форме. Романы Бальзака замечательны не яркими и броскими сценами, а медленными химическими реакциями, взаимоотношениями характеров, их связью с почвой и средой. Он должен писать так же плавно, как течет река, ему необходимы размах и полнота, и не случайно все инсценировки