многочисленных молодых людей - даже превосходят эти стандарты.
Когда я летел в Черский, то решил по примеру полярников отпустить бороду. Как-то так принято: раз на Севере, значит - с бородой. Несколько дней я шатался по поселку, разыскивая бородатых, и в конце концов решил прекратить бесплодные поиски. По бороде, как выяснилось, здесь безошибочно определяютновичкаи втыкают в него шпильки до тех пор, пока тот не примет нормальный человеческий вид.Так что пришлосьпо-прежнему каждоеутроскрестись электробритвой.
Таковы первые впечатления. Завтра - мой первый полет.
НА СТАРЕНЬКОМ, ЗАСЛУЖЕННОМ ЛИ-2
Честь и хвала тому, кто семь раз меряет и один раз режет! В том случае, если, пока он меряет, из-под носа не уплывает то, что он собирается резать.
Я сидел в своей комнатушке и сосредоточенно размышлял о полете на Северный полюс. Отовсюду ко мне стекались сведения, которые я аккуратно записывал. Обстановка на дрейфующей станции складывалась прелюбопытная. Льдина треснула, оборудование срочно перебрасывается (страницы, посвященные трудовому героизму, портреты скромных героев); люди спят в палатках одетыми, рядом с постелями лежат ножи - чтобы в экстренном случае разрезать палатку и выскочить (страницы, посвященные романтике будней). Кроме того, я нашел эффектное беллетристическое начало очерка: 'Всю жизнь меня учили, что Земля сплюснута у полюсов. Я не требовал доказательств и верил на слово - как откровениям апостолов. Но сегодня, приземлившись (подобрать другое слово? Может быть, приледнившись?) на полюсе, я понял, как глупо быть легковерным. Что-то я не заметил, чтобы земля здесь была сплюснута. Проверьте ваши очки, товарищи ученые! Наша планета - не консервная банка'.
Но пока я занимался этим похвальным делом, начальство тоже не дремало, решило, что в последнем рейсе на дрейфующую станцию, в котором я был кровно заинтересован, никакой необходимости нет, так как все грузы на днях уже были доставлены. Тщетно я кричал, что у меня есть эффектное беллетристическое начало, что я семь раз отмерил и теперь желаю один раз отрезать. Куда там! Гнать самолет несколько тысяч километров ради того, чтобы удовлетворить любознательность корреспондента, охотников не нашлось. Между нами говоря, их даже и не искали.
Убитого горем корреспондента утешали как могли. Одни говорили, что физики еще на какое-то время решили оставить полюс на месте и я сумею в будущем его навестить; другие советовали не тратить времени даром и свистнуть бездомных собак: узнав, зачем их пригласили, псы, безусловно, пойдут навстречу и выделят из своей среды десяток добровольцев; третьи полагали, что я не должен связываться с этой склочной компанией, и советовали достичь полюса на велосипеде. Одним словом, в Черском в этот день не нашлось человека, который не отточил бы на мне свое остроумие.
Когда я начал выходить из шокового состояния, командир подразделения Игорь Прокопыч Лабусов перешел к делу. Завтра в грузовой рейс по Якутии на четыре дня отправляется ЛИ-2, и я могу досыта набраться таких ощущений, как взлеты, посадки и прочая экзотика (последнее слово Лабусов произнес не без иронии).
И вот ранним утром, подгоняемый обжигающим ветром, я с рюкзаком за плечами бреду к самолету. Бреду с немалой гордостью, потому что самоуверенно полагаю, что познал северный ветер. Я пойму свою ошибку через десять дней, когда попаду в пургу на острове Врангеля. Но об этом потом. А пока я посылаю дружеские приветы людям, которые снабдили меня полярным обмундированием. Особенно хороши не по росту большие, безжалостно уродующие мою фигуру меховые штаны. Отличная вещь! Недавно один самолет совершил в тундре вынужденную посадку. Все летчики были одеты как положено, кроме второго пилота, который полетел в элегантных брючках неслыханной на Севере красоты. И что же? Пришлось заворачивать парня в чехлы и зарывать в снег, где он и пролежал несколько часов, время от времени отвечая на вопросы товарищей: 'Спасибо, уже почти согрелся'.
А вот и мой самолет, старенький, заслуженный ЛИ-2, которому давно уже пора на пенсию, но который верой и правдой продолжает служить, хотя нередко по-старчески скрипит. За ночь он основательно промерз, и его разогревают Теплым воздухом через рукава. Бортмеханик Валерий Токарев ходит вокруг самолета с веником и сбивает снег.
В ожидании брожу по аэродрому. Он расположен рядом с Колымой, скованной двухметровым льдом. По льду хаотично разбросаны крохотные домики, над многими вьется дымок. В домиках над лунками сидят рыболовы-любители, эти достойные уважения фанатики. Иногда - это случается не каждую минуту слышится радостный вопль, и на лед выбегает фанатик с добычей в руках. Тогда из своих нор выползают неудачники, смотрят на чужую добычу горящими глазами и обмениваются репликами: 'И как он его рассмотрел без микроскопа?.. Без аптекарских весов такого не взвесишь! Видел, какого я прошлой зимой вытащил?' И неудачники, вдоволь потешась, грустно заползают в свои норы и вновь склоняются над лунками в безумной надежде: а вдруг клюнет?
Омуль здесь ловится превосходный. Его, мороженого, строгают, как полено, и едят сырым; строганина пользуется на Севере большой популярностью. Едят строганину с приправой из томатного соуса с луком, едят азартно, похваливая и убеждая друг друга в ее полезности и высоких вкусовых качествах. Не буду вносить диссонанса и ни словом не заикнусь о впечатлении, которое строганина производит на новичков. Скажу только, что некоторые из них - в том числе один весьма близкий мне человек,- отведав строганины, несколько дней смотрели на мир глазами подстреленной лани и в знак уважения к прославленному блюду отказывались принимать какую бы то ни было пищу, кроме сухариков и жидкого чая.
Один за другим разлетаются с аэродрома самолеты. Подходит и наша очередь. Моторы прогреты, снег с плоскостей счищен, груз - бочки с керосином - закреплен. В самолете холодно, как в сарае. 'От винтов!'кричит командир корабля Анатолий Шульга, и страшный рев потрясает барабанные перепонки. Через несколько минут мы взлетаем, включаем обогрев и снимаем мерзлые шубы. Штурман Леня Немов раскладывает карту, Володя Соколов настраивает рацию. Второй пилот Николай Преснов пока без дела: на его месте - проверяющий, Игорь Прокопыч Лабусов. Могучий атлет, никогда не унывающий и веселый человек, он очень любит летать, и с ним любят летать. Уже одно присутствие Лабусова на борту- своеобразная гарантия удачи, потому что он родился в сорочке и всегда выкручивается из самых скверных ситуаций. Лабусову приходилось сажать самолет на честном слове, когда бензина в баках не хватило бы и на заправку зажигалки. О нем говорят, что он неслыханно везучий, но мне кажется - дело в другом. Однако подробно о Лабусове несколько позже.
Мы летим над тундрой, заснеженной и пустынной. С нетерпением жду первой посадки в поселке, где расположен оленеводческий колхоз. Вот и посадочная полоса, которая вызвала бы усмешку на лице любого летчика, но не полярного. С грехом пополам расчищенный от снега мерзлый грунт - далеко не худший вариант для полярного пилота, которого жизнь научила с уважением относиться к каждому погонному метру ровной поверхности.
Надеваю шубу и выхожу на собачий холод. К самолету подходят колхозники-якуты и выгружают бочки. С изумлением смотрю на молодого парня в распахнутом бушлате. Заметив мой взгляд, парень похлопывает ладонью по голой груди и подмигивает. Ну и ну!
Однако в моем распоряжении минут тридцать, и я тороплюсь. Дело в том, что Соколов именно здесь раздобыл полутораметровый кусок бивня мамонта, который вот уже несколько дней вызывает у меня приступы черной зависти. Где-то здесь - Соколов припоминает, что в этом квадрате,- лежат еще два бивня. И я бегу их разыскивать, прикидывая на ходу, какую стену моей квартиры украсить находкой. Навожу справки у первой встречной старухи. Она внимательно слушает, кивает и протягивает мне руку. Мы обмениваемся рукопожатием, после чего старуха отправляется восвояси, не сказав ни единого слова. Старик якут, который наблюдал эту сцену, поясняет, что старуха давно оглохла, и спрашивает, что я ищу. Я нетерпеливо повторяю свой вопрос. Старик надолго задумывается - видимо, припоминает те годы, когда был молодым, полным сил охотником. Потом неожиданно предлагает подарить мне собаку. Я отказываюсь. Старик снова задумывается, закуривает и предлагает подарить мне другую со баку. Я снова отказываюсь, и старик обиженно уходит. А я печально смотрю на глубокий снег, под которым погребены два бивня, десятки тысяч лет ждавшие моего визита. Под ногами скрипит отвердевший на жестоком морозе наст. Прохожу мимо трех привязанных к столбу оленей. Они с подчеркнутым равнодушием не обращают на меня никакого внимания и лишь переступают широченными копытами-лыжами. Кланяюсь. Никакого впечатления. Пожимаю плечами и хочу войти в дом, но на меня бросается огромный пес, одетый в модную пушистую шкуру. Веревка мешает ему разорвать меня на части, и он справедливо негодует по этому поводу. Я храбро грожу собаке пальцем и вхожу в дом. Пожилая якутка варит мясо, а за столом двое мальчишек страдают над
