немецких войск на нашей границе должно усилить 'аргументы' Германии при решении с нами каких-то политических вопросов.
- Ну, а какие требования предъявляются нам в смысле боевой готовности? поинтересовался я.
- Надо быстрее строить укрепрайон и полевые оборонительные позиции, - не задумываясь, ответил командующий. - Для этого полкам разрешается выделять не по одному, а по два батальона одновременно. Для штаба армии, штабов корпусов и травления коменданта укрепрайона приказано немедленно оборудовав вне городов командные пункты.
- Для себя командный пункт в лесу, в нескольких километрах от Кобрина, мы уже наметили, - заявил командир механизированного корпуса генерал-майор С. И. Оборин. - Но в дивизиях у нас больше половины красноармейцев первого года службы. Артиллерийские части получили пушки и гаубицы, а снарядами не обеспечены, тягачей пока еще нет. Материальная часть в танковых подразделениях устаревшая. Автомашин не хватает. Наш парк способен поднять не более четверти личного состава корпуса. А как быть с остальными? Штабы людьми укомплектовались, но сколоченность у них пока еще недостаточная. Словом, впереди огромная работа...
В том же примерно духе высказался и командир авиадивизии полковник Белов:
- Только с пятнадцатого июня мы начнем получать новую боевую технику. Кобринский и пружанский истребительные полки получат самолеты Як-один, вооруженные пушками, штурмовой полк - самолеты Ил-два, бомбардировочный Пе-два. Новые аэродромы будут готовы примерно через месяц.
В конце этого памятного совещания выступил Рожков. Его взволнованную речь я запомнил очень хорошо и могу воспроизвести почти со стенографической точностью.
- Слишком благодушное настроение у нашего командования, - заявил он напрямик. - Сосредоточение фашистских войск на границе нельзя рассматривать иначе, как подготовку к нападению на Советский Союз. Мы уже не раз имели возможность убедиться, к чему ведет сосредоточение немецкой армии у границ соседнего государства. Перед захватом фашистами Чехословакии в одном из журналов был помещен остроумный рисунок: два гражданина ведут разговор, а на заднем плане видна немецкая воинская часть. Подпись под рисунком, насколько я помню, была такая: 'Зачем это немецкие войска к границе выдвинуты?' - 'На случай, если произойдет конфликт'. - 'А если конфликта не будет?' - 'То есть как это не будет конфликта, раз войска к границе подошли?..'
- И что же, по-вашему, мы должны делать? - перебил его Коробков. Объявить мобилизацию и начать сосредоточение своих войск? Но ведь это равносильно объявлению войны. Из истории вы знаете, что мобилизация в одном государстве автоматически приводила к мобилизации в другом, ему противостоящем, и неизбежно возникала военная ситуация.
- А может быть, не следовало демобилизовывать армию после войны с Финляндией? - не удержался от реплики я.
- Содержание отмобилизованной армии требует огромных средств, - возразил Шлыков. - И кроме того, отмобилизована у нас была лишь часть вооруженных сил.
- Не будем затевать дискуссию по этому вопросу, - примирительно сказал Коробков. - Он не в нашей компетенции.
На том и покончили.
А жизнь шла своим чередом. Пограничники и наши передовые части продолжали докладывать о выдвижении к границе немецких войск и различной боевой техники. Немецкие самолеты стали ежедневно вторгаться в воздушное пространство СССР.
В районе Буховичей, на территории подсобного хозяйства, связисты приступили к оборудованию армейского командного пункта. Командир 28-го стрелкового корпуса начал строить командный пункт в районе Жабинки, командир 14-го механизированного корпуса - в лесу у Тевли.
В ночь на 14 июня я поднимал по боевой тревоге 6-ю стрелковую дивизию. Днем раньше такую же тревогу провел в 42-й стрелковой дивизии командир 28-го стрелкового корпуса генерал-майор В. С. Попов. Подводя итоги этих двух тревог, мы единодушно выразили пожелание о выводе 42-й стрелковой дивизии в район Жабинки и об устройстве в стенах крепости двух - трех запасных выходов. Позже, когда наше предложение было отвергнуто командующим округом, генерал Попов высказался за вывод 42-й дивизии в лагерь на территорию Брестского артиллерийского полигона, но руководство округа воспрепятствовало и этому.
В те тревожные дни некоторые командиры, а также местные партийные и советские работники стали отправлять свои семьи в глубь страны. Однако Военный совет армии осудил это и неофициально запретил командному составу самостийную эвакуацию семей, так как она могла вызвать нежелательную реакцию а войсках и среди населения.
Между прочим, этот запрет коснулся и меня. В то время у нас гостила приехавшая с Украины мать моей жены, старушка лет семидесяти. Через несколько дней после приезда, впитав в себя, как губка, слухи о предстоящей войне, она стала проситься домой. Я посоветовался с членом Военного совета.
- В нашем военном городке, - резонно заметил он, - все знают, что твоя теща приехала в гости на месяц. И вдруг через несколько дней уезжает... Нет, Леонид Михайлович, отправлять сейчас старушку нельзя. Это приведет к нежелательным разговорам.
И старушка встретила войну на границе...
Тревожное настроение, достигшее особой остроты к середине месяца, как-то было приглушено известным Заявлением ТАСС, опубликованным в газете 'Правда' 15 июня. В этом документе опровергались сообщения иностранной печати о якобы возникших между Советским Союзом и Германией разногласиях. Заявление ТАСС расценивало слухи о сосредоточении на границе немецких и наших войск как неуклюжую пропаганду, состряпанную враждебными СССР и Германии силами, заинтересованными в дальнейшем расширении и развязывании войны.
'По данным СССР, - говорилось в Заявлении ТАСС, - Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой основы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям'.
Что же касается передвижения наших войск и предстоящих в приграничных округах маневров, то они, говорилось в Заявлении ТАСС, 'имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата'.
Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск, У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь.
За несколько дней до войны по просьбе генерала Попова я еще раз предложил командующему армией поставить перед округом вопрос о выводе из крепости 42-й стрелковой дивизии, но это только вызвало у него раздражение.
- Мы уже писали об этом, - возразил Коробков. Не поддержал меня и находившийся при этом Ф. И. Шлыков.
- О бесполезности еще раз ставить этот вопрос можете судить по аналогии, заявил он. - Несколько дней тому назад начальник отдела политпропаганды шестой стрелковой дивизии полковой комиссар Пименов послал в Военный совет округа письмо, в котором просил разрешить дивизии занять оборонительные позиции, а семьям начсостава отправиться из Бреста на Восток. И что же? Пименова заклеймили как паникера.
- И с сооружением запасных выходов из крепости ничего не выйдет, продолжал Коробков. - Работа эта слишком сложна и трудоемка. Ведь вопрос не только в том, чтобы пробить толстые крепостные стены. Запасные выходы из крепости потребуют постройки новых мостов через каналы и крепостные рвы, наполненные водой. Такая работа по плечу лишь саперному батальону, а снять сейчас батальон со строительства укрепрайона никто нам не разрешит. Да и взрывчатых веществ, необходимых для такого дела, у нас, кажется, нет. Давайте спросим у Прошлякова.
Вызванный к командарму армейский инженер-полковник А. И. Прошляков подтвердил, что действительно в армии взрывчатки чрезвычайно мало.
А по ту сторону Буга ни на минуту не прекращалась подготовка к разбойничьему нападению на СССР. В день опубликования Заявления ТАСС Гитлер вызвал в Берлин всех командующих и отдал им последние распоряжения В тот же день, 15 июня, фельдмаршал Клюге и генерал Гудериан возвратились к своим войскам и стали выводить их на исходные позиции.
Вспоминая те дни, я особенно отчетливо и ярко представляю себе все, что делал в субботу, 21 июня 1941 года: с кем встречался, о чем говорили, куда ходил и ездил.
Утром, как только я прибыл в штаб, командующий протянул мне телеграмму:
- Начальник штаба округа сообщает, что для участия в армейском опытном учении сегодня в Брест приедут представители из округа и из Наркомата обороны. Надо встретить их и устроить. А мы с начальником боевой подготовки едем сейчас на полигон и еще раз все там прорепетируем. Предупредите командиров соединений и частей, чтобы завтра к восьми часам на полигоне были все. как один...
После отъезда командующего ко мне зашел полковник И. В. Тутаринов начальник штаба механизированного корпуса.
- Генерал Оборин в течение нескольких дней проверял танковую дивизию в Бресте, а я - другую в Пружанах, - сообщил он. - Должен сказать, что постепенно дивизии эти начинают становиться дивизиями не только по названию.
Во время нашей беседы с Тутариновым в мой кабинет заглянул по какому-то поводу Шлыков.