Из моего собственного опыта: в венецианскую гостиницу 'Британия' приехал караван туристов. После осмотра дворца дожей одна дама подошла к директору музея и спросила:
- Какой породы была та собака, для которой был построен этот прекрасный дворец?
- ?!
- Да, собака, ведь так объявлено среди достопримечательностей: 'Дворец собаки!'
Директор хлопнул себя по лбу. По-английски дворец обозначен: 'doge's palace'. Только вечно спешащая американка как-то упустила из виду букву 'е' и прочитала 'dog's palace'. To есть 'дворец собаки'. Она обошла дворец и как-то успокоилась, что в Европе строят такие большие собачьи будки, украшают их золотом и расписывают с помощью художников.
Среднему читателю-европейцу нельзя пришить обвинение в необразованности, но он тоже спешит, его тоже несет за собою всеобщая гонка. События быстро сменяют друг друга, новости утренних газет к обеду устаревают, гонка передается и читателю, он пробегает глазами строки, не успевает разобраться и засомневаться, лжесенсации перевариваются и мешаются с действительностью.
Доверчивого газетного читателя еще больше завораживает волшебство печатного слова. Он помимо своей воли чувствует, что напечатанное черным по белому подготовил огромный штаб: автор, редактор, издатель, полиграфист и т. д. Этот великолепный сложный организм не станет же напускать дурману лживой информации на целую армию из сотен тысяч читателей. Раз напечатано, значит правда - вот такое представление бытует в массах о газетных новостях. Количество критикующих и сомневающихся сравнительно невелико. Интересный пример суггестивной силы печатного слова дают критические заметки о книгах, публикуемые газетами в виде объявлений. Текст чаще всего пишет сам автор, и все же, когда он читает свой же разбор книги напечатанным в газете, он ощущает счастливое удовлетворение, что вот-де как хорошо о нем написали в газете. То есть он верит тому, о чем хорошо знает, что это неправда.
Такова психологическая основа успеха, который обычно сопровождает полет газетной утки во всем мире.
Из какого яйца высидели на свет эту чудо-живность, то есть откуда происходит это выражение, не знает никто.
Немцы утверждают, что уже в XV веке у них ходило выражение blau ente, означавшее 'голубую утку', то есть вещь невозможную. Во время реформации появился каламбур legende-lugente, будто бы его употреблял Лютер.
Французы ведут своего месье Крака от известного приключения барона Мюнхгаузена, который кусочком сала, привязанного к кончику бечевки, с одного выстрела нанизал 12 уток.
Англичане не употребляют выражения 'утка', у них любая мистификация называется hoax. Впрочем, они с этим словом, как мы с 'уткой', тоже не знают, откуда оно произошло. Вроде бы, это искаженное 'фокус- покус', но тут наука о первопричинах опять заходит в тупик, потому что опять же не смогла справиться с вопросом, откуда пробрался в словоупотребление этот популярный и у нас 'фокус-покус'.
Бельгийцы связывают происхождение этого словечка со всемирно известной выдумкой антверпенского журналиста по имени Корнелиссен. Случай этот вышел в двадцатые годы прошлого века. Корнелиссену надоели недалекие враки тогдашних газет, и он захотел подать пример того, как надо врать с выдумкой. Он написал для своей газеты статью о якобы научном эксперименте, призванном выяснить размеры прожорливости уток. Ученые загнали в птичник двадцать уток. Одну из них тут же зарезали, порезали на кусочки вместе с перьями, кожей и потрохами и бросили все это остальным. Те совершенно по-каннибальски налетели и пожрали угощение. Осталось девятнадцать. Опять зарезали одну и измельчили, бросили остальным восемнадцати. И эту молниеносно заглотили. Опять порезали одну, осталось семнадцать. И так кормление продолжалось: одну утку измельчали в рагу и бросали оставшимся. Последней утке разделали предпоследнюю, и та с неизменным аппетитом уписала свою подругу, как лакомый кусочек. Вот так подтвердилось, что утка -самое желчное и прожорливое животное на всем земном шаре, потому что одна- раэъединственная утка смогла сожрать за пару часов девятнадцать других уток.
Газетное сообщение сделало блестящую карьеру. Оно обошло европейские газеты и попало в Америку. Оттуда оно через несколько лет снова возвратилось на родную почву в Европу в сопровождении достоверного протокола о вскрытии той самой утки, согласно которому компетентные профессора обнаружили такие-то и такие-то изменения во внутренних органах этой чудо-птицы.
Под конец Корнелиссен круто переложил руль, с феноменального дурачества спали покрова, и с того момента газеты прозвали свои псевдоновости утками.
Если с абсолютной уверенностью и нельзя возводить к этой истории природу 'утки', то, по всей вероятности, своей популярностью она обязана антверпенскому прародителю. Во второй четверти XIX века одна за другой в Париже появились бульварные газетенки, с вызывающей искренностью окрестившиеся 'утками'. Таковы были 'Canard raisonnable' ('Умная утка'), 'Canard veridique' ('Правдивая утка'), 'Canard en colere' ('Разгневанная утка) - 1835, 'Canard de l'annee ('Утки года') - 1847, наконец, известнейшая 'Le сапnard' ('Утка') 1848, свободно болтающая газетенка Ксавьера Монтепена и его сотоварищей. 'Canard enchaine' ('Цепная утка') и сегодня пользуется своим, ставшим историческим названием.
Когда бы не появилось это выражение, ясно одно, что лженовость, то есть утка, по возрасту равна газете. Еще младенцем была сама газета, умещаясь всего-то на одной страничке, как в ней уже появилась утка. Газету украшала какая-нибудь по большей части сенсационная картинка с соответствующим дразнящим нервы текстом или соблазняющим на покупку. На одной был превратившийся в собаку польский помещик, эта кара постигла его за то, что плохо обращался с крепостными. На другой были запечатлены ужасные деяния человечьего чудища с верблюжьей головой; еще одна оповещала, что в немецком селении Беннигхейме одна супружеская пара подарила родине пятьдесят три ребенка, в Нюрнбергском музее Германии хранится экземпляр газеты с прекрасной цветной гравюрой по дереву, удостоверяющей этот чудесный случай, на ней изображены все дети - тридцать восемь мальчиков и пятнадцать девочек. Сообщали газеты и вести о необыкновенных жителях дальних стран по мотивам сказочных сведений из седьмой книги Плиния. Мы встречаем здесь сообщения о стране одноногих, жители которой имели всего одну-разъединственную ногу, но с такой ступней, что, задрав ее вверх, они могут прохлаждаться в тени собственной пятки даже на самом жгучем солнцепеке. Мы узнаем, что существуют люди с ушами размером, как у слона; ложась спать, они одно ухо подстилают, другим укрываются. Ни конца, ни краю сообщениям о двухголовых телятах и шестиногих коровах. Самое поучительное из сообщений о подобных монстрах - о двойном зайце. У этого зайца было восемь ног: четыре, как обычно, внизу и четыре, сверх того, наверху. Когда за ним гнались, и заяц уставал, то, сделав кувырок, бежал на четырех верхних отдохнувших.
Из коллекций зарубежных музеев нам кивают также утки про Венгрию. Одна из них утрет нос всем двухголовым телятам и шестиногим коровам, даже двойному зайцу: это произошедшая на белый свет в 1620 году в Коложваре164 чудо-овца. Собственно говоря, согласно рисунку речь идет не об одной, а сразу о трех овцах, объединившихся под одной-единственной головой. Венгры в доломанах и саксонцы в немецкой одежде любуются тройственным животным, хорошо упитанным, в мире и согласии проживающим под управлением одной общей головы. Возможно, что вся эта лжеинформация намеревалась стать так и не понятой аллегорией трех национальностей, проживающих в Трансильвании: венгров, секеев и саксонцев, которым приходилось уживаться при одной голове.
Еще более дикой новостью поражает публику одна газета 1664 года, ее можно отыскать в коллекции мюнхенской картинной галереи. Согласно этой новости Миклош Зрини в битвах с турками пленил татарина с шеей жирафа. У этого пленника шея была длиной с руку. О судьбе человека с жирафьей шеей больше мы не имеем никаких сведений, точно так же не имеем их и о нашествии змей в Венгрии в 1530 году, хотя согласно одной газете из цюрихского собрания 'Викиана' нашествие сопровождалось невероятными ужасами. В селениях по Тисе змеи ужалили насмерть три тысячи человек. Они вползали людям в горло и выползали оттуда; только если человек ложился на солнцепеке. Но если их при этом пытались поймать, залезали обратно.
Многие глупости были уж не так и невинны, как это можно подумать. Известная власть печатного слова, наглядная сила иллюстраций подрывала способность масс к собственному суждению, и вот произошел взрыв ядовитого облака суеверий. Если случай с благородным паном, обратившимся в собаку, правда, то почему в самом деле не быть людям-волкам, которые с помощью чар обращаются в волков, крадут детей и учиняют жестокие погромы в стадах и среди свиней? Почему бы не существовать вампирам? А почему бы по деревням не прятаться колдунам и проклятым ведьмам? Почему бы привидениям не пугать простодушных
