– Что же касается украшений, – продолжал Шаверни, – и, прежде всего тех, что помечены гербами владельцев, то наш долг – вернуть их, если не тем, кому они принадлежали, то хотя бы их родным. Пока же нам придется стать их хранителями.

Каждый наполнил свою сумку. Затем все, что нельзя было увезти с собой, Кокардас свалил в кучу и поджег.

– Куда же нам теперь ехать? – спросил Шаверни. – Говорите, Лаго, похоже, что вы лучше нас это знаете.

Баск задумался.

– В Испании идет война, – издалека начал он. – Гонзага – ближайший друг первого министра Альберони. Каким бы надежным ни было убежище мадемуазель де Невер и ее подруги, во Франции они будут в большей безопасности. Мы вчетвером за два дня доставим их в Байонну, это не займет у нас много времени. А потом мы продолжим поиски Лагардера.

– И тогда уже ничто не помешает мне как следует утолить жажду, – вмешался Кокардас. – А то в этой чертовой стране солнце печет так, что не успеешь допить стакан, как в горле опять пересыхает… И я клянусь муками Христовыми выпить за здоровье Лагардера и его благородной супруги не меньше вина, чем моя Петронилья пролила испанской крови!

Мечтательный Амабль внес в разговор свою лепту.

– Клянусь крестом Господним, может быть, вид этой любящей парочки смягчит еще чье-нибудь сердце, и прекрасные глазки посмотрят и в мою сторону…

– Благодарю вас, – обратился Шаверни к Лаго, – вы успокоили меня. Мы принимаем ваш план и едем за Авророй и доньей Крус. Мы отвезем их в Байонну, где Аврору ждет мать, убедимся, что девушкам больше ничего не угрожает, и вернемся в Испанию продолжать поиски Лагардера.

И все четверо поскакали по дороге к Бургосу.

Филипп Мантуанский снова ушел от мести Лагардера.

Величавый и прекрасный, словно ангел, Лагардер вихрем носился по полю сражения, ища Гонзага. Наконец он заметил, как над редутом показалось ненавистное лицо. Принц не заметил шевалье; Лагардер стремительно налетел на его солдат и, кроша в ужасе разбегавшихся испанцев, попытался прорваться к Гонзага. Гонзага в ужасе вскочил на коня и помчался прочь от города. Лагардер и Марикита упорно преследовали его.

Миновав городские ворота, Гонзага свернул на дорогу, по обеим сторонам которой высились огромные валуны. Конь принца явно начинал уставать. Еще немного – и Гонзага будет вынужден скрестить свою шпагу со шпагой Лагардера…

Но вдруг Лагардер остановился. Дорога круто свернула вправо, и шевалье на секунду потерял Гонзага из виду. Принц исчез! Как сквозь землю провалился! Никогда еще судьба не смеялась так зло над нашим героем. Он снова проиграл Филиппу Мантуанскому! В отчаянии Лагардер упал на землю и зарыдал. Наверное, сам дьявол помогал Гонзага! Иного объяснения шевалье придумать не мог. В надежде обнаружить подземный ход он тщательно исследовал все валуны, наваленные вдоль дороги, все трещины, все ямы. Ничего!

Невозможно описать ярость, охватившую шевалье, когда он убедился, что все его усилия отыскать тайник Гонзага тщетны. С той роковой ночи, когда он не смог помешать Филиппу Мантуанскому похитить Аврору де Невер, принц стал его злым гением. Он даже не может отомстить ему!

– Все кончено! – горестно воскликнул Анри. – У меня больше нет ни сил, ни желания бороться с коварством судьбы. Бог свидетель, я сделал все, что мог, но, видимо, сам ад покровительствует моим врагам! Я же потерял всех своих друзей… Где тот непобедимый Лагардер, чье имя заставляло содрогаться подлецов и вселяло надежду в добродетельные души? Неужели Луис-резчик из Памплоны и Эзоп Второй из особняка Гонзага – это я? Неужели это мне регент вручил свою шпагу?

Марикита сидела рядом и молча смотрела на Лагардера. Опьянение битвой прошло: цыганка вновь была тиха и печальна, и из глаз ее градом текли слезы. Внезапно она вскинула свою прекрасную голову и схватила шевалье за руку. Ее прикосновение вывело Анри из забытья.

– Надо надеяться, – прошептала Марикита, – всегда надо надеяться! Настанет день – и волки не уйдут от когтей льва. Лев гордо встряхнет гривой, зарычит, и от его грозного рыка злодеи задрожат и попрячутся по норам, а добрые люди возрадуются.

Туманные речи цыганки повергли Лагардера в еще большее уныние: разве можно верить словам несчастной безумицы?

– Когда лев ранен, – сказал шевалье, – он слабеет и уже никого не может испугать.

Пришла ночь. На небосводе зажглись звезды. Марикита указала на одну из них и проговорила:

– Надо идти на запад. Я умею читать по книге звезд, а там написано, что время крови уже миновало и наступает время целительных слез, за которым придет пора радостных встреч. Только одно черное пятно омрачает твое будущее, но скоро и его не станет, и тогда наши сердца возрадуются… Так идем же за твоей звездой.

– Мне все равно куда идти, – отвечал Лагардер. – Если ты знаешь, что предначертано мне судьбой, то веди меня, и я пойду за тобой: отчаяние всегда ступает рядом с безумием.

Шевалье вложил шпагу в ножны и вскочил на коня. На душе у него было тоскливо и мрачно. Он напоминал себе стальной клинок, который сломали и выбросили в придорожную канаву, где он станет ржаветь от бурь и дождей, пока не рассыплется в прах.

Он не думал о возвращении в лагерь, где его, без сомнения, считали погибшим, он просто шел за Марикитой, потому что надо было идти, идти до тех пор, пока сама смерть не остановит его.

Так они шли много дней, ночуя в сараях или прямо в поле, потому что крестьяне нередко закрывали дверь перед странной парой: сумрачным молчаливым всадником и юной красавицей с безумным взором. От обоих веяло тоской и безысходностью.