дрожишь. – Он поймал напряженный бутон двумя пальцами и бережно покатал его. – Тебя вот-вот понесет.
Симона погрузила пальцы в его волосы, и он, повинуясь ее безмолвной просьбе, полностью взял сосок в рот. Она застонала, содрогнулась всем телом и увлекла его в глубины невероятного наслаждения, охватившего не только ее тело, но и саму душу.
Тристан открыл глаза и улыбнулся. Как, черт подери, им удалось оказаться на кровати? Он решил, что на самом деле теперь это не имеет значения, и повернулся на бок.
– Так хорошо я еще ни разу не ездила, – мечтательно проговорила Симона, поднимая руку и нежно проводя тыльной стороной ладони по его щеке. – Я продам всех моих коней, переведу тебя в конюшню и стану кататься по пять раз в день.
– А тебе не кажется, что это вызовет зависть других наездниц?
– Об этом я не подумала. Впрочем, меня это не слишком волнует.
«Найдется ли на свете лучшая любовница?» Тристан приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. Прекрасная и темпераментная. Если даже он проживет до ста лет, все равно ему не найти другой женщины, которая бы сравнялась с ней.
– Ты смотришь на меня так, словно я могу в любую секунду испариться.
– Я запечатлеваю тебя в памяти, – признался он, не успев сообразить, насколько близок к тому, чтобы сделать признание, которое будет совершенно искренним в этот момент, но о котором он может пожалеть уже на рассвете. – Хочу потом написать твой портрет.
– Надеюсь, ты покажешь его мне, когда закончишь?
– Если захочешь. – Она провела кончиком пальца по его груди. – Скажи, ты пишешь портреты всех своих возлюбленных?
– Только тех, которых не хочу забывать.
– Не будет ли слишком большим любопытством спросить, сколько уже их в твоей коллекции?
– У меня нет коллекции, но, если хочешь, я куплю специальную папку, чтобы хранить там твой портрет. Или лучше я вставлю его в позолоченную раму и повешу на стену.
Глаза Симоны сверкнули.
– Пожалуйста, не вешай мой портрет там, где его могут увидеть другие.
– Не беспокойся, этот портрет лично для меня.
– Спасибо, – тихо сказала Симона, напряжение ушло из ее тела, и она улыбнулась.
– Полагаю, ты уже достаточно хорошо все запомнил?
– А что?
Она провела пальцем по его подбородку.
– Я подумала, что пора снабдить тебя дополнительной порцией вдохновения, прежде чем я отправлюсь домой. Или даже двумя.
– Художник без вдохновения – просто жалок, – согласился Тристан, наливаясь желанием под ее пальцами. – Поэтому позволь помочь тебе избавиться от этого ненужного платья…
Если бы Симона смогла придумать предлог, чтобы остаться, она бы это сделала, поскольку в уходе ей чудилось нечто ужасающе окончательное. На самом деле это было не так. Тристану не хотелось выпускать ее из своих объятий, и, прежде чем позволить ей уйти, он заставил ее пообещать, что она снова вернется. И все же…
Симона покачала головой и взяла кинжал со столика, на который его швырнул Тристан.
Она закрепляла нож у себя на ноге, когда он приподнялся на другой стороне кровати и начал натягивать на себя рубашку.
– Зачем ты одеваешься?
– Чтобы проводить тебя домой, – ответил Тристан, подбирая брюки с пола. – Я предпочитаю не бродить по городу нагим.
Симона выпрямилась.
– Я сумела благополучно прийти сюда без сопровождения, верно?
– Верно – и невероятно благодарен тому, что по дороге с тобой ничего не случилось.
Она принялась нервно надевать платье.
– Послушай, Тристан, – начала она, просовывая руки в рукава, – я ценю твою заботу, но вполне способна позаботиться о себе сама. Пусть сейчас я дочь герцога, но еще не забыла, как надо драться и убегать.
Тристан сунул ногу в сапог.
– Ты вообще не должна вставать перед таким выбором.
– Ладно, лорд Любезность, давай говорить прямо, – парировала Симона, застегивая лиф. – Если я пойду одна и наткнусь у ворот на Хейвуда, то смогу придумать какую-нибудь подходящую историю, а если ты будешь со мной, наша песенка спета. Второго прощения не будет.
Тристан натянул второй сапог:
– Меня тревожат не Хейвуд и не твой зять, а Люсинда.
Симона фыркнула.
– Она слишком занята мисс Эгей, чтобы думать обо мне.
– Мисс Эгей?
– Сара Шератон, – пояснила Симона, обувая туфельки.
– О! – Тристан подошел ближе к ней. – Мне показалось или твои черные глаза позеленели от ревности?
Сердце Симоны заколотилось нелепо быстро. Все же она сумела беззаботно заметить:
– Не пора ли поменять тему.
– Давай не будем ее менять. – Тристан нежно приподнял ее подбородок. – Во-первых, я не питаю к Саре абсолютно никаких чувств и у тебя нет причин ревновать меня к ней. Во-вторых, Ноуланд увез Сару из Лондона и спрятал подальше от опасности – где в точности, я не знаю и не хочу знать.
Симона решила не показывать ему, что ее это хоть как- то интересует, но ей необходимо было знать наверняка:
– А что насчет ребенка?
Тристан пожал плечами.
– Похоже, он действительно имеется, причем, по ее словам, от женатого мужчины. Жених разорвал помолвку с Сарой, когда узнал о любовной связи, а семья отреклась от нее, узнав о ее беременности.
– И тебе ее не жалко?
– Она сама принимала решения, и исправлять катастрофические последствия не моя обязанность. А вот уберечь ее от Люсинды обязан.
При мысли о том, что когда-нибудь он может вот так же говорить о ней какой-то другой женщине, у Симоны больно сжалось сердце, и она, отворачиваясь, проговорила:
– Обещаю, что никогда не стану для тебя обузой.
– Тебя это не касается.
– Нет, касается. Именно поэтому я пойду домой без сопровождения. – Симона повернулась и направилась к двери.
– Доброй ночи, Тристан, хороших тебе снов.
Ей не удалось открыть дверь даже на ширину пальца: рука Тристана резко легла на край створки и заставила ее захлопнуться. Вот и весь ее блеф.
Она с укором посмотрела на Тристана:
– Мне надо идти, иначе меня поймают.
– Нет. Либо ты соглашаешься в моем обществе проделать весь путь до дома твоего зятя, либо ты отсюда не уйдешь.
– Ты просто тиран.
Тристан пожал плечами и кивнул:
– Попробуй на какое-то время стать беспомощной и зависимой, просто чтобы сделать мне приятное, – он наклонился ближе к ней, – и чтобы твой портрет оставался спрятанным.
– Это низко, Тристан!
– Лучше пойти на низость, чем потерять тебя навсегда.
– Если я увижу эту картину где-то, кроме твоей спальни, ты труп!
Засмеявшись, Тристан открыл дверь, однако задержался ради еще одного долгого поцелуя. После этого они вышли из дома и еще на один день вернулись в обыденную жизнь.
Глава 16
Симона закрыла дверцу кареты и заглянула в окошко снаружи:
– Удачи, Фиона, и спасибо, что подвезла.
– Если начнется дождь, я заеду и заберу тебя домой. – Глаза Фионы весело заблестели. – Тогда, может быть, ты познакомишь меня с лордом Локвудом.
Симона засмеялась.
– Не думаю, чтобы он сегодня здесь появился.
– Кто знает? Он этим утром может оказаться таким же бодрым, как и ты.
Симона покачала головой, изумляясь настойчивости сестры. Помахав ей рукой на прощание, она повернулась к дому, легко взбежала по ступенькам и постучала в дверь. Прошлой ночью она проспала в лучшем случае всего несколько часов, однако чувствовала себя просто великолепно. Оказалось, что ей для этого нужно было всего лишь получить приглашение от Эмми с просьбой ее навестить.
– Доброе утро, леди Симона, – сказал дворецкий, впуская ее в дом.
– Доброе утро, Бастон. Если не возражаете, я подожду леди Эммалину в гостиной.
– Да, мадам, я сейчас же сообщу ей о вашем приезде.
Симона остановилась на пороге гостиной и осмотрелась. Белые с позолотой стулья и кресла исчезли. Не стало и стола с хрустальной лампой, который стоял в углу. Также на месте не оказалось громадного буфета со всяческими безделушками.
Симона выгнула бровь и покачала головой. Не то чтобы ее когда-то можно было заподозрить в глубоком знании модной обстановки, но даже она понимала, что процесс очистки зашел слишком далеко. Комната стала казаться больше, что, конечно, к лучшему, однако без буфета одна из стен оказалась совершенно оголенной, комнату словно перекосило в направлений оставшейся мебели.
Симона прошла и встала там, где раньше находился буфет, чтобы, когда пол накренится, она последней соскользнула бы в вестибюль. Лучше уж приземлиться на кушетку, чем оказаться под ней!
Ее брови поднялись еще выше, когда она осмотрела комнату с новой позиции. Исчезли не только буфет и мелкие фигурки и графины, но и картины в огромных золоченых рамах, а там, где они висели, остались большие прямоугольники.
Симона могла придумать лишь два возможных объяснения этим переменам. Первое заключалось в том, что леди Локвуд коренным образом меняет убранство дома. Вторым было то, что содержания, назначенного ей Тристаном, не хватает для оплаты ее любви к красивым ювелирным изделиям, и она продает мебель, чтобы заплатить за свои побрякушки.
– Доброе утро! Извини, что заставила тебя так долго ждать.
Симона пожала плечами, ведь она ждала совсем не долго.
– Эмми, куда подевалась вся мебель?
Эммалина обвела комнату недоуменным взглядом и покачала головой.
– Не имею представления. Она здесь, когда я ухожу из дома, а когда я возвращаюсь – ее нет. Не имею ни малейшего представления о том, куда ее
