операция. Если Саддам воспользуется этим предложением, он спасется.

Под прицелом телекамер Буш сказал:

— Коалиция позволит Саддаму Хусейну до полудня субботы сделать то, что он должен сделать, — начать вывод войск из Кувейта.

Саддам, как и следовало ожидать, упустил последний шанс сохранить свою армию.

23 февраля, в субботу, Горбачев целый день обзванивал руководителей крупнейших государств, которые участвовали в операции против Саддама, с просьбой отложить начало наземных боевых действий. Но за исключением советского президента все остальные политики убедились, что вести переговоры с Саддамом бесполезно.

Накануне наземной операции, сидя в Овальном кабинете, генерал Колин Пауэлл, несмотря на возражения советника президента Скоукрофта, фактически предложил Бушу дать еще авиации поработать. Пауэлл боялся больших потерь:

— Лучше будет, если иракцы уйдут сами. Если нам придется их выдворять, за это придется дорого заплатить. Конечно, атаковав их, мы сможем уничтожить больше иракских танков и запасов оружия, но цена, которую придется заплатить в человеческих жизнях, будет слишком высока. Будет море сообщений о погибших американцах. Вероятно использование ими химического оружия.

— Вы предпочитаете мирные переговоры? — спросил Буш.

— Если они полностью принимают наши условия, то да — подтвердил Пауэлл.

Но Буш считал, что если Саддам просто выведет свою армию невредимой, то в любую минуту он вновь может оккупировать Кувейт. Он хотел вырвать у Саддама ядовитое жало.

В Белом доме, конечно же, обсуждался вопрос об устранении Саддама. Пришли к выводу, что уничтожить его с воздуха крайне затруднительно. И тем более нельзя ставить такую задачу перед многонациональными силами, потому что это означало бы выйти за пределы резолюции ООН.

«По трезвому расчету, — вспоминал Скоукрофт, — пади Саддам, на его место скорее всего пришла бы не нарождающаяся демократия, а другой диктатор. Лучшим выходом было нанести возможно больший урон его вооруженным силам и ждать падения баасистского режима».

За сорок пять минут до истечения ультиматума Горбачев вновь позвонил Бушу, который играл в волейбол со своими сотрудниками и морскими пехотинцами, охранявшими Белый дом. Буш разговаривал с советским президентом из раздевалки, вытирая пот полотенцем.

Горбачев сказал, что иракцы совершенно точно уйдут через четыре дня и надо дать им это время. Буш твердо ответил, что не может изменить срок ультиматума.

24 февраля 1991 года в четыре часа утра по местному времени в Персидском заливе началась наземная операция.

Советский министр иностранных дел Александр Александрович Бессмертных поручил отделу печати МИД выразить сожаление по поводу того, что «возобладала тяга к военному решению и упущен реальный шанс на мирное урегулирование».

Министр обороны маршал Язов в интервью «Правде» выразился более жестко: американцы вышли за рамки мандата, полученного от Организации Объединенных Наций.

Но надо отдать должное Горбачеву и Бессмертных — они не стали занимать особую позицию и противопоставлять себя мировому сообществу.

Выяснилось, что, вообще говоря, интересы СССР и США на Ближнем Востоке не противоречат друг другу, потому что обе страны заинтересованы в сохранении там мира и стабильности, в решении всех конфликтов политическими средствами.

Президент Буш пожаловался Горбачеву на очевидное нарушение договора об обычных вооружениях. В соответствии с договором советские Вооруженные силы подлежали сокращению. Чтобы ничего не сокращать, генштаб мигом перевел три сухопутные дивизии вместе с большим количеством танков в состав морской пехоты, которая ввиду своей малочисленности договором не учитывалась.

Горбачев спросил мнение министра иностранных дел. Бессмертных, не колеблясь, сказал, что это откровенное надувательство и так с американцами играть нельзя.

Это был момент, когда все идеологические и даже психологические стереотипы отошли на задний план. Казалось, действительно открывается эра разумного сотрудничества с Западом, когда Советский Союз и Соединенные Штаты смогут проводить единую политику.

«Это общение ближе, чем в свое время с „друзьями“ из социалистических стран, — записывал в дневник помощник Горбачева Анатолий Черняев, — нет фарисейства, лицемерия, нет патернализма, похлопывания по плечу и послушания».

Возникли даже отношения между КГБ и ЦРУ. С американской стороны этим занимался Милтон Бёрден, руководитель советского направления в оперативном управлении ЦРУ. Была установлена секретная телефонная линия между Ясенево и штаб-квартирой ЦРУ в штате Вирджиния.

Во время подготовки войны в Персидском заливе в 1990 году советские и американские разведчики делились информацией об Ираке и говорили о том, что следует сократить оперативную деятельность друг против друга.

Накануне объединения Германии в 1990 году Милтон Берден встретился в Восточном Берлине с советскими коллегами. Представители КГБ просили не переманивать больше советских разведчиков, которые в больших количествах бежали на Запад. Американцы прислушались к просьбе КГБ. С того момента ЦРУ сократило прием перебежчиков. Не приняли, в частности, бывшего майора госбезопасности Василия Митрохина.

Служба внутренней безопасности никогда не обращала на него внимания. Какую опасность мог представлять человек, который занимался не оперативной работой, а долгие годы работал в архиве и дослужился всего лишь до майора?

Майор был аккуратным и исполнительным служакой — радость кадровиков. Каждое утро он загодя приезжал на работу, получал в архиве очередное секретное дело и прилежно сидел над ним до вечера. Самое интересное он выписывал на стандартный листок бумаги. Некоторые документы первого главного управления Комитета государственной безопасности СССР он копировал дословно.

Личные и оперативные дела агентуры — высший секрет разведки. Сотрудник разведки может получить для работы только то дело, которым он непосредственно занимается. Но для служащих архива возиться со старыми папками — это просто часть их служебных обязанностей.

Исписанные за день листочки майор перед уходом домой прятал в носках или в трусах. Никто и никогда его не остановил и не проверил. Он приносил копии секретных документов домой и вечерами перепечатывал их на машинке.

В пятницу вечером перепечатанное отвозил на дачу и прятал там под матрасом. Потом перекладывал в герметичную посуду и зарывал в саду.

Так продолжалось много лет. Потом Василий Никитич Митрохин вышел на пенсию и стал ждать. Наконец, наступил момент, когда он решился. Он вырыл один из горшков, взял билет до Риги и там предложил свои сокровища американскому посольству. Американцы отнеслись к отставному майору недоверчиво; их не интересовали старые дела и пенсионеры. В начале девяностых желающих перебраться в США было слишком много, а средства ЦРУ по приему перебежчиков ограничили.

Тогда майор посетил британское посольство.

Англичане оценили его предложение. Молодого сотрудника британской контрразведки командировали в Москву. Он выкопал в саду Митрохина оставленные им материалы. Получилось шесть чемоданов. Майор получил британский паспорт, новое имя и живет в страхе, что оперативники российской контрразведки рано или поздно доберутся до него.

В феврале 1991 года войскам антииракской коалиции понадобилось два дня, чтобы раздавить армию Саддама. Она не могла оказать сопротивления. В первый же день сдались в плен десять тысяч иракских солдат.

Мрачные предчувствия генерала Пауэлла не оправдались. Самые крупные потери наземные силы понесли, когда ракета СКАД попала в казарму, убила двадцать восемь и ранила более ста человек.

Спасаясь от неминуемой катастрофы, униженный Саддам капитулировал. Он испугался, что или американцы доберутся до него и посадят на скамью подсудимых, или его собственные генералы, спасая