лучше прикосновений де Вальми.

На маскарад начали съезжаться ближе к вечеру. Сразу после прибытия гости стали готовиться к торжеству. Джентльмены появились, когда стемнело: весь день, несмотря на мороз, они наблюдали за строительством мартелло,[27] предназначенных для отражения возможного вторжения армии Наполеона. Гости говорили только о войне да о политике, пока не прозвучал сигнал, означающий, что пора переодеваться.

Мадлен прошла по пустому коридору к лестнице, ведущей в бальный зал. Она умышленно дождалась, когда остальные гости закончат пудриться, прихорашиваться и покрикивать на нерасторопных и глупых горничных, которые вечно что-нибудь забывали.

Как обычно, на маскараде было несколько пастушек в юбках с фижмами и огромных широкополых шляпах, с маленькими кривыми посохами в руках. Низкие вырезы их лифов обнажали груди почти до сосков. Женщина, одетая египетским божеством, проплыла мимо Мадлен в позолоченном головном уборе в виде головы овна, скрывающего все лицо, кроме лукаво улыбающихся губ. Ее гофрированная туника на тонких бретельках полностью открывала восхищенным взглядам обнаженные груди с сосками, подкрашенными кармином. Здесь были и дамы в нарядах Марии-Антуанетты. Их юбки без переднего полотнища не скрывали ножки в шелковых чулках с расшитыми подвязками. Были и такие гостьи, которые выбрали конусообразные средневековые головные уборы с покрывалами, падающими на лицо, и – как бы в насмешку над ними – откровенные, декольтированные платья. Нашлись и те, кто предпочел роскошные наряды, более уместные в турецком гареме, обнажающие бедра и живот. Объединяло эти пестрые костюмы желание их обладательниц привлечь мужские взгляды.

Мадлен переоделась в платье, которое миссис Селдон сшила ей несколько месяцев назад, когда она еще не подозревала о том, что ее ждет.

– Напрасно ты надеваешь нижнюю кофточку, – упрекнула ее Жюстина. – Она искажает очертания фигуры. Снимай, снимай! Неужели ты хочешь испортить себе весь вечер?

Мадлен шла в бальный зал не торопясь, стыдясь своей задрапированной легчайшим серым шелком фигуры. Сквозь полупрозрачную ткань отчетливо просвечивали ноги в шелковых чулках. Мадлен успокаивала себя тем, что ей случалось совершать и другие, гораздо более смелые и вызывающие поступки, например, пройти через всю Францию пешком, заключить сделку с контрабандистами и пробраться в дом маркиза. Но в каждом случае решение принимала она сама, зная, что никого не подвергнет опасности.

Тетушки уложили ее волосы на макушке, выпустив десяток вьющихся прядей на щеки и шею. Прическу украсили букетом шелковых серых роз с серебристыми листочками. Губы Мадлен подкрасили толчеными розовыми лепестками. Хозяйка дома снабдила масками тех гостей, кто не привез их с собой. Мадлен ограничилась простой черной бархатной полумаской, прикрывающей глаза, часть щек и нос.

Войдя в зал, она с удивлением обнаружила, что ощущает каждое движение и звук с небывалой остротой. Серебристые кисти шнура, стягивающего лиф выше талии, мерно покачивались в такт ее шагам, словно безмолвные колокольчики, возвещающие ее появление. Постепенно Мадлен начала понимать прелесть бала-маскарада. Она чувствовала себя иной, не такой, как прежде, сильной и даже дерзкой. На какое-то время она стала неуязвимой – в отличие от простой смертной Мадлен Фокан.

Маска странным образом придала ей смелости, несмотря на то что ей еще никогда не доводилось появляться на людях в столь смелом одеянии. По озадаченным взглядам и шепоткам, провожающим ее, Мадлен поняла, что ее никто не узнал. Проходя мимо зеркальной стены, она поначалу тоже не узнала себя, а затем, присмотревшись, улыбнулась. Вокруг нее разворачивалась весьма рискованная игра. Гости быстро хмелели, хотя до позднего ужина оставалось еще несколько часов. Играл оркестр, пошатывающиеся пары шаркали ногами по полу в новом австрийском танце под названием вальс.

Мадлен отвернулась от мужчин и женщин, кружащихся, как заведенные, в объятиях друг друга. Почему-то это зрелище вызвало у нее чувство неловкости, как случайно подсмотренный поцелуй.

Спустя несколько минут Мадлен заметила де Вальми среди джентльменов, расположившихся у стены зала. Он не стал переодеваться в костюм, предпочтя свое обычное траурное одеяние. Маску наподобие лорнета он не подносил к лицу, словно желая, чтобы все вокруг узнавали его.

Когда де Вальми вдруг повернулся и заметил Мадлен, сердце ее ушло в пятки. Решив не рисковать, она поспешно двинулась к ближайшему выходу из зала и скоро оказалась на террасе, где прежде не бывала. Комнату освещали китайские фонарики, но их свет не проникал в темные углы, поэтому Мадлен тут же споткнулась о чью-то протянутую ногу и вскрикнула, испугав ее владельца.

Парочка, расположившаяся на каменной скамье, мгновенно разжала объятия. У мужчины рубашка выбилась из-под пояса панталон, лиф платья женщины был расстегнут.

– Прошу прощения, – пробормотала Мадлен, абсолютно уверенная, что перед ней отнюдь не супружеская пара.

Казалось, происшествие смутило только ее. Незнакомцы улыбнулись ей, пряча блестящие и бегающие глаза, и отвернулись, словно придали ее появлению не больше значения, чем пролетающей мимо бабочке. Мужчина сжал пальцами нагую грудь женщины и, прежде чем Мадлен успела отойти, оглянулся на нее и подмигнул.

Мадлен направилась обратно к бальному залу, жалея о том, что утратила самообладание. Несколько секунд спустя поблизости послышались шаги, и она спряталась за большую пальму в кадке, опасаясь, что ее преследует де Вальми.

Отчетливый стук каблуков приблизился, и в дверях террасы выросла тень. Мадлен разглядела очертания кивера и ментика, висящего на правом плече, – традиционной принадлежности костюма гусара. Тень удлинилась и поползла навстречу ей по плитам пола.

Мадлен робко следила за проходящим мимо гусаром. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что незнакомец одет в голубой доломан, подбитый мехом ментик и рейтузы французского гусара. Вспомнив, что хозяин дома – английский офицер и что собравшиеся не далее как днем на все лады бранили Наполеона, такой выбор костюма Мадлен сочла дерзким, если не глупым.

Искренне радуясь тому, что кто-то, кроме нее, решился открыто бросить вызов этому сборищу, она вдруг вышла из своего убежища.

– Постойте, месье гусар! – негромко позвала она.

Он круто развернулся на каблуках. Очертания плеч показались Мадлен знакомыми, но она могла бы поклясться, что ни вчера, ни сегодня днем не видела здесь этого человека. При свете ближайшего фонаря она разглядела, что он одет не в маскарадную, а в настоящую форму одного из самых доблестных гусарских полков французской армии.