— Любопытно. Люди, которых он использовал раньше, когда задумывал убийство. Думаешь, он что-то опять затевает?

— Как всегда. Гарун — мастер интриги. Как же ему не интриговать? Это вроде любимого вопроса тролледингцев: «Испражняются ли медведи в лесу?»

— Да, медведи в лесах гадят. Вопрос лишь в том, имеет ли он на нас виды. Одному ему ни в жизнь не справиться. Не знаю, впрочем, почему. Он всегда кажется таким независимым и не нуждающимся в помощи.

Когда Рагнарсон почувствовал реальную опасность оказаться втянутым в авантюру, его стремление к приключениям куда-то исчезло.

— Анди говорил еще что-нибудь?

— Все упомянутые люди куда-то подевались. Ни одного прощального слова друзьям или любовницам. Их видели проходящими по Большому мосту. Очень торопились и при этом психовали. Лично я думаю, что скоро получу известие от старого дьявола песков. Спросишь почему? Да потому, что Гарун, будучи сам по себе целой армией, должен оправдывать собственные бесчинства перед самим собой. Ему нужны союзники. Люди с безупречной репутацией и высокими принципами. Что-то такое королевское. Он должен получить мандат или лицензию от людей, обладающих системой моральных ценностей, мнение которых уважает. Кого он уважает? Головорезы из Итаскии — не люди, а всего лишь инструмент, грязь под ногами, моральные нормы которых и плевка доброго не стоят. Волосатый тролледингец и старый жирный негодяй с Востока — то есть лично я — ненамного лучше их, но с точки зрения Гаруна они являются образцом благородства. Людьми, достойными уважения. Уловил?

— Да, смысл в этом есть, хоть и извращенный. А ты, выходит, проницательный. То-то я поражался, что он не навешивает на нас грязных дел вроде того, чтобы прирезать кого-нибудь. Теперь понятно.

И здесь Насмешник совершил несвойственный ему поступок. Он, отодвинув стул, поднялся из-за стола, хотя на том оставалось полным-полно вкусной еды. Рагнарсон двинулся вслед за ним.

— Не связывайся с Гаруном, — проговорила Непанта. — Ну пожалуйста.

Браги вгляделся в ее лицо. Женщина была искренне напугана.

— Ну что я могу сделать? — сказал он. — Если твой муженек что-то решит, то становится непоколебим как ледяная скала.

— Знаю, — ответила она, прикусив губу.

— Но мы правда же ничего не планируем. Гаруну придется потратить много слов и употребить все свое красноречие, чтобы нас уговорить. Мы нынче не такие голодные, как когда-то.

— Может, да, а может быть, и нет. — Она начала убирать со стола. — Насмешник не жалуется, но он не создан для этого. — Она обвела рукой дом. — Конечно, он остается здесь и старается все делать ради меня, но он чувствовал бы себя счастливее где-нибудь в другом месте, сидя без гроша под проливным дождем и убеждая пожилых дам в том, что является великим предсказателем. Вот почему он любит Гаруна. Спокойствие и безопасность для него ничто, а схватка умов — все.

Рагнарсон пожал плечами. Он не мог сказать того, что ей так хотелось услышать. Ее оценки не расходились с его взглядами.

— Я сделала его несчастным, Браги. Когда последний раз ты видел его весельчаком-клоуном, каким он был когда-то? Когда последний раз он вдруг отклонялся от темы и выступал с дикими гипотезами, что наш мир шарообразный или что он подбит снизу утиными перьями и плавает в океане вина, или какую-то иную шутку в этом роде? Браги, я его убиваю. Я его люблю, но в то же время, да простят мне Боги, веду к гибели. И я ничего не могу поделать.

— Мы — лишь то, что мы есть, и произойдет то, что должно произойти. Если он вернется к прошлому, запасись терпением. Мне ясно одно. Ты для него — богиня. Он вернется. Для того, чтобы остаться навсегда. События, уходя в прошлое, покрываются дымкой романтики. Небольшая доза реальности может оказаться прекрасным лекарством.

— Надеюсь. Мы еще поговорим. А сейчас позволь мне закончить уборку.

Она явно хотела как следует всплакнуть.

Когда наступила темнота, Рагнарсон и Насмешник все еще сидели на ступенях у главного входа. Бочонок пива изрядно опустел. Приятели говорили мало. Они были не в том настроении, чтобы предаваться воспоминаниям. Браги изучал владения Насмешника. Было видно, что парень трудится упорно, но все сделано кое-как. В хозяйственных постройках отсутствовала завершенность, и это говорило о том, что строителю, в общем, было на них наплевать. У него явно не хватало терпения. Дом Насмешника, бесспорно, выдержит до конца жизни хозяина, но столетий, как жилищу Рагнарсона, ему не простоять.

Браги покосился на Насмешника. Друг выглядел осунувшимся и постаревшим. Попытки стать тем, кем ему быть не дано, убивают его. Да и сердце Непанты тоже разрывается. Интересно, насколько глубокая трещина пролегла в их отношениях?

Непанта приспосабливается легче. Когда их пути впервые пересеклись, ей было двадцать восемь и она панически боялась мужчин. Она уже давно не та романтическая особа. Теперь Непанта больше напоминала приземленную, практичную, битую временем и ветрами крестьянку из затопляемых равнин в долине реки Серебряная Лента. Изменение такого образа жизни и ей, возможно, сможет пойти на пользу.

В Насмешнике же всегда сидели два разных человека, чувствовавших себя в любом окружении как дома. Существо внутри него было твердым как скала, к которой он был надежно прикован. Существо же, обращенное наружу, меняло окраску в зависимости от обстоятельств. И теперь в обстановке, где ему приходилось быть постоянно самим собой, он чувствовал себя страшно уязвимым. Отсутствие опасностей способно свести с ума человека, который всю свою жизнь только и делал, что приспосабливался к ним.

Рагнарсон так и не научился лезть в души людей. Он всегда чувствовал при этом какую-то неловкость. Фыркнув, он вытянул пинту теплого пива. Ну ладно. Плевать. Что есть — то есть, а что будет — того не миновать.

Раздался громкий вопль. Рагнарсон от неожиданности поперхнулся пивом, и жидкость потекла по его бороде. Вытерев выступившие слезы, он увидел в воздухе перед собой огромного филина. Он уже видел раньше эту птицу. Она служила посланцем Зиндаджиры Молчаливого — чародея, гораздо менее располагающего к себе, нежели Визигодред, который использует в качестве посыльного Марко.

— О горе нам, о горе! — возопил Насмешник. — Привет из преисподней! Лично я считаю, что из этого пернатого оратора получится преотличное рагу, а письмо, примотанное к ноге, сгодится в качестве растопки дров для его приготовления.

— Тот карлик нам сейчас здорово пригодился бы, — сказал Рагнарсон. Он, как и Насмешник, проигнорировал послание.

— Это почему же?

— Он умеет говорить с филинами на их собственном языке.

— Это так же верно, как существование пернатой жабы.

— Шиллинг?

— Лично я, погруженный в печаль и пребывающий на грани нищеты, не могу принять пари, когда его предлагает друг Медведь, знаменитый тем, что делает ставки только в тех случаях, когда выигрыш ему обеспечен. Возьми письмо.

— Почему не ты?

— Лично я, являясь благородным хозяином, во-первых, не в ладах с грамотой, во-вторых, отошел от жизни авантюриста, и, в-третьих, оно меня не интересует.

— Вот и я такой же.

— В таком случае прирежь птицу.

— Думаю, что не стоит. Зиндаджира сделает рагу из нас. Даже не прирезав предварительно.

— Что ж, чему быть — того не миновать… Вперед! — Последнее слово Насмешник проорал изо всех сил.

Филин подпрыгнул от неожиданности, но не отступил.

— Угости его пивом, — сказал Рагнарсон.

— Э-э-э?

— Это явится проявлением гостеприимства. Разве не так? Пожалуй, сам он выпил чересчур много. В