– Раньше ты никогда так со мной не разговаривал…

– Жаль, а надо было, с первого же дня свадьбы! Он прошел на кухню, чтобы налить еще мартини. Она поплелась за ним и остановилась в дверях, продолжая всхлипывать.

– Прости меня, Джим. Я не знала, что ты бешеный. Я думала, что с такими деньгами… Ладно, я отнесу норку обратно и аннулирую другой заказ.

– Какой еще заказ? – Морган даже поперхнулся мартини.

– Я хотела заново обставить нашу гостиную. Шторам уже три года, а диван и кресло так и не вписались в интерьер. Они не старые, но уж очень дешевые с виду. И практически у всех, кроме нас, есть цветной телевизор.

– Сколько? – мрачно спросил он.

– Какое это имеет значение? Я сейчас же позвоню в магазин и отменю все. По пятницам он открыт до девяти.

– Сколько?

– Около двух тысяч долларов. Но включая норку… Морган жестом указал на телефонный аппарат на стене в кухне:

– Звони немедленно!

– Я же сказала, что собираюсь позвонить, Джим. Перестань сходить с ума.

– Я повешу тебя, слышишь!

Морган снова наполнил свой стакан. Он дрожал от ярости и поэтому расплескал мартини. Когда он вошел в гостиную, за ним по полу тянулась мокрая дорожка. Спустя секунду он услышал, как Анита по телефону аннулировала заказ. Когда она снова присоединилась к нему, он допил второй мартини.

– Я отменила все заказы, дорогой.

– Знаю. Слышал.

– Джим, прости меня…

– Ты все время извиняешься. Особенно, когда я выхожу из себя.

– Я не знаю, что со мной творится, дорогой. Наверное, это болезнь или что-то в этом роде. Но мне всегда хотелось иметь норковую накидку. Другие женщины…

– Не заводи снова свое нытье.

– Ладно, – сказала Анита, немного повеселев, – пусть эти распрекрасные сто тысяч лежат себе в банке… Лучше я спрячу накидку в шкаф.

– Но только до завтрашнего утра, – сказал он безразличным тоном.

Гнев его остыл.

Она направилась в спальню, нежно прижимаясь щекой к пушистому меху. Ему даже стало немного жаль ее.

Морган лег на диван и закрыл глаза, думая о сейфе с деньгами. А все-таки.., это прекрасно.

Обед прошел спокойно, но за кофе Анита вдруг пришла к выводу, что муж охладел к ней.

– Если я дам тебе честное слово, что буду вести себя хорошо, дорогой, ты оплатишь счета? А то ведь тебе так неудобно идти со мной в магазин всякий раз, когда нужен хлеб. Почему я не могу ничего покупать в кредит без твоего согласия?

– Потому, что ты не способна разумно распоряжаться деньгами, – ответил Морган. – Ты – маньячка, денежная маньячка.

Она надула губки.

– А говорил, что любишь меня.

– Я люблю быть платежеспособным. На ее глаза навернулись слезы.

– Ты меня больше не любишь. Ты даже больше не говоришь об этом вслух.

– Неправда, я люблю тебя, – возразил он. – Но я на грани банкротства.

– Нет. Ты же сам говорил, что нет. И вдруг Морган, сам не ожидая этого, обошел стол, обнял Аниту и поцеловал в лоб.

– Между любовью к тебе и банкротством нет ничего общего, Анита.

Она по обыкновению решила тут же сыграть на его слабости.

– Я плохая жена, – захныкала она. – Я всегда буду для тебя обузой. Но я.., я… Да, я найду себе работу.

– Не глупи. Я зарабатываю вполне достаточно, чтобы ты могла сидеть дома. Тебе только нужно быть поэкономнее. Иди сюда, присядь на диван.

Все еще всхлипывая, она позволила увести себя в гостиную. Обнимая ее, Морган думал о том, что надо бы как-то смягчить те запреты, которыми он ее ограничил. Ее рыдания постепенно затихли, когда он разрешил ей снова ходить самой за покупками. И тратить выделенные ей на хозяйство деньги она теперь могла без согласования с ним, ее богом и господином.

Однако норковая накидка подлежала возврату, а мебельный заказ – отмене.