хозяйства. Апартаменты рыцарей в прекрасно содержащихся и украшенных домах, хотя в это время там жило только трое холостых рыцарей, остальные жили в своих поместьях поблизости от замка.
Часть рыцарских комнат была отдана оруженосцам. Это были мальчишки, которые обучались военному искусству, и Генри с Бинполом по приказу графини поместили среди них. Они быстро поняли, что опасности немедленно подвергнуться надеванию шапок нет, и решили выждать и посмотреть, как будут развиваться события дальше.
Все время я пролежал без сознания. Позже мне сказали, что я четыре дня не приходил в себя. Я помню незнакомые лица, особенно темноглазое лицо под голубым тюрбаном которое становилось все более знакомым. Но только через неделю я окончательно пришел в себя. У моей постели сидела графиня, чуть поодаль стояла Элоиза.
Графиня улыбнулась и спросила:
- Тебе лучше?
Я должен выполнить решение... конечно. Я не должен разговаривать, Я ведь глухонемой. Как Генри. Где Генри? Глаза мои обежали комнату. Ветерок раздувал занавеси у высокого окна. Снаружи слышались голоса и звон металла.
- Уилл, - сказала графиня, - ты был очень болен, но тебе лучше. Тебе нужно только окрепнуть.
Я не должен говорить... Но она... она назвала меня по имени. И говорила по-английски.
Она снова улыбнулась.
- Мы знаем тайну. Твои друзья здоровы, Генри и Жан-Поль - Бинпол, как вы его называете.
Больше не было смысла притворяться. Я спросил:
- Они вам рассказали?
- В бреду невозможно следить за своим языком. Ты твердо решил не говорить и громко сказал об этом. По-английски.
Я со стыдом отвернул голову. Графиня сказала:
- Это не имеет значения. Уилл, посмотри на меня. Голос ее, мягкий, но сильный заставил меня повернуть голову, и я впервые рассмотрел ее по-настоящему. Лицо ее, слишком длинное, чтобы быть прекрасным, было добрым и мягким, она улыбалась. Волосы, черные, чуть тронутые белизной, локонами падали на плечи, серебряные линии шапки виднелись над высоким лбом. Глаза были большие и честные.
- Я могу повидаться с ними?
- Конечно, Элоиза позовет их.
Нас троих оставили наедине. Я сказал:
- Я выдал нас. Ничего не смог сделать.
- Ты не виноват, - ответил Генри, - как ты себя чувствуешь?
- Неплохо. Что они собираются делать с нами?
- Ничего, насколько нам известно. - Он кивком указал на Бинпола. - Он знает больше меня. Бинпол сказал:
- Они не похожи на горожан или жителей деревень. Те могли бы позвать треножников, эти - нет. Они считают, что для мальчиков хорошо уходить из дома. Их собственные сыновья тоже отсутствуют.
Я все еще чувствовал неловкость.
- Тогда они могут нам помочь, - сказал я. Бинпол покачал головой, солнечный свет блеснул в линзах перед его глазами.
- Нет. Ведь в конце концов на них шапки. У них другие обычаи, но и они послушны треножникам. Они тоже рабы. Хотя и хорошо к нам относятся, но знать наши планы они не должны.
Я с новой тревогой сказал:
- Если я разговаривал... Я мог сказать что-нибудь о Белых горах.
Бинпол пожал плечами.
- Если даже так, они приняли это за бред. Они ничего не подозревают, считают, что мы убежали из дома, вы двое - из земли за морем. Генри взял у тебя карту. Мы ее спрятали.
Я напряженно думал.
- Тогда вы вдвоем должны бежать, пока это возможно.
- Нет. Потребуется несколько недель, чтобы ты был способен продолжать путь.
- Но вы можете уйти. Я пойду за вами, когда буду в состоянии. Карту я помню хорошо.
Генри обратился к Бинполу:
- Может, это и не так плохо.
Бинпол возразил:
- Нет. Если мы уйдем вдвоем, оставив его, они удивятся. Начнут нас искать. У них есть лошади, и они любят охоту. Поохотятся на нас после оленей и лис.
- Что же ты предлагаешь? - спросил Генри. Я видел, что Бинпол не убедил его. - Если мы останемся, на нас наденут шапки.
- Поэтому-то пока и лучше остаться, - был ответ Бинпола. - Я разговаривал с рабочими и парнями. Через несколько недель будет турнир.
- Турнир?
- Он происходит дважды в году: весной и летом. Пиры, игры, соревнования и борьба рыцарей. Турнир продолжается пять дней, но потом день надевания шапок.
- И если мы тогда еще будем здесь... - проговорил Генри.
- На нас наденут шапки. Верно. Но нам не обязательно быть здесь. Ты к тому времени окрепнешь, Уилл. А во время турнира всегда большая суматоха. Мы уйдем, а нас целый день, а может, два, три никто не хватится. К тому же у них будет интересное занятие в замке, и им не захочется нас искать.
- Значит, до того времени, ты считаешь, нам ничего не нужно делать? спросил Генри.
- Это разумно.
Я видел, что это так. Это также освобождало меня от перспективы, о которой я думал с ужасом, - от перспективы остаться одному. Я сказал, стараясь, чтобы голос мой не дрожал:
- Решайте вы вдвоем.
Генри неохотно сказал:
- Наверное, так и вправду будет лучше.
Время от времени мальчики приходили ко мне, но чаще я видел графиню и Элоизу. А изредка заглядывал и граф. Это был большого роста, некрасивый человек, прославившийся своим мужеством в турнирах и на охоте.
Однажды, лишившись лошади, он встретился лицом к лицу с огромным диким кабаном и убил его кинжалом.
Со мной он держался неловко, но дружелюбно, отпуская нехитрые шутки, над которыми сам же громогласно хохотал. Он плохо говорил по-английски, поэтому часто я его не понимал: знание языков считалось делом женщин.
Я до этого мало знал о дворянстве. В Вертоне люди из имения держались в стороне от сельчан. Теперь я узнал их ближе, и лежа в постели, имел время подумать о них, особенно об их отношении к треножникам. В этом, как и предположил Бинпол, они не отличались от других людей. Возьмем, например, их терпимость к побегам мальчиков из дома. Они относились к этому по-другому, чем селяне, и здесь, и у нас в Вертоне, но это потому, что у них другой образ жизни. И капитаны в Рамни прекрасно понимали это. Для дворянства было естественно, что женщины должны быть прекрасны и образованны, а мужчины храбры. Войн не было, как некогда, но были другие возможности продемонстрировать свою храбрость. И мальчишка, пусть даже не благородный, который убежал от обычной жизни, по их мнению, поступил храбро.
И самое плохое, что вся эта храбрость и вся эта галантность - все напрасно. Потому что они принимали шапки и стремились к ним даже больше, чем их подданные. Это было обязательно для превращения мальчика в рыцаря, а девушки - в леди. Думая об этом, я понимал, как хорошие черты характера могут стать бесполезными. Какой смысл в храбрости без свободного разума, управляющего ею?
Элоиза учила меня говорить на их языке. Это оказалось легче, чем я ожидал: в нашем распоряжении было много времени, а она была терпеливым учителем. Труднее всего мне давалось произношение - приходилось произносить звуки в нос, и я иногда отчаивался. Настоящее имя Бинпола, как я узнал, было Жан-Поль, но даже эти простые звуки я произносил с трудом.